Алан Клейсон - Ринго Старр

Большинство американцев привыкли к поп–звездам, у которых напрочь отсутствовало собственное мнение (представлявших еще более тяжелый случай, чем все протеже Ларри Парнса). С тех пор как Элвис демобилизовался из армии в звании сержанта, его менеджер стал раскручивать эдаких «легковесных», смазливеньких юношей (как правило, их звали Бобби), которые воплощали наиболее удобоваримые, так сказать, «общеамериканские» качества Пресли. Исподволь, посредством молодежных журналов и даже в своих никчемных песенках, которые ему давали спеть, Бобби как попугай внушал молодому поколению затвердевшие истины среднего возраста: «слово родителей — закон», «не употребляй непристойных слов», ну и так далее — и при этом сам являл полное отсутствие вышеперечисленных пороков. С самым сладким юмором он отвечал на вопросы о том, какой у него любимый цвет, любимые блюда и в каком возрасте он намерен обзавестись семьей.

Научившись отражать любые натиски европейской прессы, « The Beatles» опрокинули с ног на голову всю эту систему «осторожных недомолвок» — они выливали на журналистов поток дурацких острот, выказывали полное отсутствие сентиментальности и с присущим им сарказмом вели между собой дебаты о стихах… Бетховена.

«Мы были первыми в истории рок–н-ролла, кто не дурачил детей байками о том, что нужно пить молоко, и Америка была шокирована, — утверждал Старр. — «Может, виски и кола?» — спрашивали они. «Да, черт возьми, виски и кола!!!» — отвечали мы. Мы были честными парнями; конечно, иногда у нас были из–за этого неприятности, но зато мы никогда не лицемерили».

Чувствуя себя на равных с другими битлами, Ринго оказался таким же любителем экспромтов, быстро и нагло отвечая на банальные и нелепые вопросы вроде классического «Как вы нашли Америку?», которые повторялись из раза в раз, словно играла заезженная пластинка. «Вам нравится быть « The Beatles »?» — «Конечно, иначе мы были бы «Rolling Stones»». — «Когда вы намереваетесь заканчивать?» — «Примерно через десять минут». — «У вас есть братья или сестры?» — «Мой брат был единственным ребенком в семье». — «The Beatles» приехали в Америку, чтобы отомстить за революцию?» — «Нет, мы приехали сюда просто из–за денег». — «Изменил ли успех вашу жизнь?» — «Да». — «Вы знаете еще какие–нибудь слова, кроме «да»?» — «Нет». — «Почему вы не поете?» — «Я вижу, вы не слышали ни одной нашей пластинки». — «Что вы думаете о сенаторе Барри Голдуотере?» — «Не слишком он веселый — вам не кажется?» — «Кем бы вы были, если бы не играли в «The Beatles»!» — «Их менеджером». — «Какая разница между британскими и американскими пресс–конференциями?» — «Никакой — везде люди задают вопросы».

На бумаге остроты Ринго кажутся банальными и неинтересными, но произносились они с каменным лицом — Старр всем своим видом спрашивал журналистов: «Над чем вы смеетесь, дурни?» В «A Hard Day's Night», после того как в поезде неприятный пассажир с вощеными усами промычал себе под нос что–то о войне, Старр пробормотал:

— Могу спорить, ты сожалеешь о том, что вы ее выиграли.

В этой стилизованной киносводке, повествующей о насыщенной событиями подготовке « The Beatles» к участию в телевизионном шоу Старр выразил свое презрение не тем, что с каменным лицом с беспримерной ясностью выдавал холодные сентенции, а при помощи ряда эпизодов без текста, которые сильно подняли его в глазах публики, — эти эпизоды выявили в нем то, что Брайан Эпштейн назвал «обаянием маленького человека». Похожий скорее на Чарли Дрейка, чем на Харпо Маркса, он олицетворял одинокого странника, которого заставил выйти на публику «дед Пола» (Уилфред Брэмбелл), этот интриган, заключивший из шуток группы, что Ринго занимает в ней самое незавидное положение. Ринго умышленно сделали неузнаваемым, нарядив его в лохмотья бродяги, и пустили уныло бродить по берегу канала под печальный аккомпанемент « This Boy» с солирующей губной гармоникой; в титрах фильма этот номер значится как «Тема Ринго». Здесь произошел довольно забавный инцидент: полагая, что лужа неглубокая, Ринго расстелил над ней свое пальто, ухаживая за девушкой, которая в следующую секунду с головой уходит в грязь. Ринго, в свою очередь, чуть не убила автомобильная шина, которую на него столкнул карлик, собственно и начавший повествование о «банде четырех» — под этой метафорой, конечно же, подразумеваются «The Beatles».

Драматический эффект, который произвел Ринго–бродяга, ничуть не умалил тот факт, что он «…пришел на съемки прямо из Ad–Lib, ничего не соображал и чувствовал себя просто отвратно — мы пили всю ночь. Я был не в состоянии произнести хоть одну строчку, и поэтому Дик (Лестер, режиссер картины), чтобы хоть как–то меня задействовать, заставил меня ходить туда–сюда и смотреть на ребенка. Ну, в общем, так и появилась эта сцена, а потом они вдруг сказали: «О, да ты потрясающий актер!» В состоянии тяжелого похмелья Ринго «было не трудно кого–нибудь рассмешить. Я могу смешно ходить, строить забавные рожи. Я могу менять разные лица и вдобавок прихрамывать».

Хотя именно Старра критики чаще всего наделяли яркими актерскими способностями, на этот раз похвалы удостоилась вся группа, которая внесла свой вклад в проект, который продемонстрировал более жесткий, реалистичный подход к созданию фильма о поп–звездах. Продюсером «A Hard Day's Night» был Уолтер Шенсон, калифорниец, который к тому времени уже снял «The Mouse That Roared», «A Band of Thieves» («Банда воров») 1962 года с участием Аккера Билка и прочие британские фильмы, которые, в общем–то, не выходили за рамки авангарда. Не считая Ринго «великим интеллектуалом», Шенсон видел в нем «превосходного актера, который держится абсолютно естественно. Он умеет правильно воспринимать указания режиссера, а это не так–то просто. Можно даже назвать это искусством».

Прозаические послеобеденные часы Ринго, проведенные перед экраном в бессмысленном созерцании голливудских фильмов, не прошли для него даром и в другом отношении. К концу шестидесятых годов он стал неплохим знатоком фильмов; теперь кроме Пола Ньюмена, антигероя из «Sweet Bird of Youth» и «Hud», предметом его восхищения был и Виктор Мэтьюр. Более того, барабанщик настолько заинтересовался самим процессом создания фильма, что собирался прийти на съемочную площадку «A Hard Day's Night» раньше всех остальных — и пришел бы, если бы не перебрал в Ad–Lib; он был поражен, «увидев себя на двадцатифутовом экране в качестве актера».

Его любительский интерес к фотографии не утихал на протяжении всех съемок «A Hard Day's Night»; он то и дело предпринимал забавные попытки снять самого себя («когда мы работали над фильмом, у меня был собственный фотоаппарат, и я всю дорогу щелкал кадры»). Если литературные припадки Леннона уместились в двух брошюрках–бестселлерах, то тонны фотографий, сделанных Ринго, якобы готовились к публикации для продажи в США; Старр надеялся, что он сможет «как следует их загнать». Однако все, что удалось увидеть публике, — это дюжина фотографий, напечатанных в журнале Rave под заголовком «Сенсационные снимки года». Пару десятков фотографий обещали передать в редакцию Mersey Beat, но, по словам Билла Хэрри, «я так и не получил ни одной из них».