Иван Фирсов - Лисянский

Замена мачт длилась около месяца. Пока лесорубы тащили через заросли восемнадцатиметровые стволы красного дерева, на «Неве» поочередно вытаскивали тяжелые мачты, пронизавшие все палубы до самого киля. Затем мачты сбрасывали в воду и буксировали к берегу. На берегу грузили новые мачты на специальный плот, везли к «Неве», поднимали на талях через шпиль на палубу и устанавливали на место.

В повседневных заботах незаметно подошли Рождественские праздники, наступил новый 1804 год.

Наравне с матросами в работах участвовала вся команда. На берег офицеры сходили лишь временами — заготовить продовольствие и воду.

За четыре месяца с момента выхода из Кронштадта на «Неве» сложились вполне доброжелательные отношения между всеми членами экипажа — от командира и офицеров до матросов, включая и гражданских лиц — доктора, иеромонаха, приказчика и служащих компании. Как и всякий новый организм, экипаж требовал времени для притирки между собой составных его частей. Не всё и сразу протекало без сучка и задоринки, особенно в первые недели плавания. Временами Арбузов довольно резко, хотя и обоснованно, высказывался на замечания командира, иногда Коробицын бурчал под нос и жаловался Гедеону о неправильных расходах средств командиром, случалось, под горячую руку крепкие затрещины боцмана валили с ног матросов. Но все это как-то само собой улаживалось, и со временем экипаж стал жить дружелюбно и действовать в согласии. В этом основная заслуга командира. «Каков поп, таков и приход», — высказался как-то по этому поводу Гедеон в беседе с Коробицыным.

Иная ситуация сложилась на борту «Надежды». Неприязненные отношения Резанова и Крузенштерна постепенно перенеслись на экипаж. Первая стычка произошла в Копенгагене, где Резанов отказался взять в свою свиту Лангсдорфа. Но упрямый Крузенштерн категорически настаивал, и, не желая обострять отношения, посланник уступил.

Ко всему прибавилось чрезмерное питие офицеров: Ратманова, Толстого, Ромберга, Левенштейна. По неписаным обычаям пьянки на кораблях в дальнем плавании — неизбежное заурядное явление. Сам Кук признавался — иногда он один оставался трезвым на корабле. Среди всех офицеров «Надежды» выделялся беспробудным пьянством Толстой. Крузенштерн неожиданно нашел в нем сообщника в антипатии к Резанову и покровительствовал ему.

Кичась своим графским происхождением и безнаказанностью в прошлом, поручик Толстой не только поносил и оскорблял Резанова, но и грозился расправиться с ним. Часто пьяные тирады поручик изливал на палубе, неподалеку от каюты посланника.

Дело дошло до скандала. Однажды в кают-компании, напившись, Толстой в очередной раз стал поносить Резанова. Обычно сдержанный художник Курляндцев пытался одернуть Толстого. В поддержку графа выступили Ратманов, Ромберг, а затем и сам Крузенштерн. Кончилось тем, что Крузенштерн вызвал матросов и запер Курляндцева под арест в форпик на баке. За живописца вступился Головачев, считая позорным такие действия.

— Я здесь хозяин, — грубо оборвал его Крузенштерн, — ваше дело, сударь, исполнять мои приказания, потрудитесь заниматься своими прямыми обязанностями.

Узнав о самочинстве, Резанов возмущенно сказал Крузенштерну:

— Чем вы объясните свое поведение в отношении академика Курляндцева? Вы держите его под арестом без пищи, как самого последнего преступника.

Крузенштерн слегка побледнел:

— Не ваше это дело… Корабль военный, здесь флотские порядки. Курляндцева осудили офицеры, а вам до этого дела нет.

— Но офицеры были пьяны…

Крузенштерн ухмыльнулся и, повернувшись, молча удалился.

Курляндцев после освобождения заявил Резанову:

— Как хотите, ваше степенство, но с прибытием на Камчатку, я немедля покину «Надежду» и отказываюсь принять участие в экспедиции ценой таких унижений и оскорблений…

Как-то возвратившись с матросами, Повалишин рассказал за ужином в кают-компании о проделках на берегу поручика Толстого, проводившего все дни в тавернах и кабаках Дэстера. Как и в каждом приморском городе, там временами появлялись контрабандисты, за ними гонялись португальские власти. Во время одной из облав в поисках контрабандистов в трактир, где веселился в стельку пьяный Толстой, нагрянули португальские солдаты вместе с офицером. Увидев пьяного незнакомца, офицер схватил его и велел солдатам арестовать. Поручик сначала ошалел, а потом выхватил пистолет и заорал, что он русский. Португальский офицер, разобравшись, извинился, но доложил губернатору о пьянстве Толстого.

— Все это мне поведал Головачев, — продолжал Повалишин. — Узнав о выходке Толстого, посланник Резанов просил Крузенштерна, как старшего воинского начальника, обуздать Толстого, но Крузенштерн отказался. Поручик, мол, из вашей свиты, сами и разбирайтесь…

В разгар работ на «Неве» появился комиссионер Российско-Американской компании Федор Шемелин. Он находился при Резанове на «Надежде». Сначала он передал какие-то бумаги Коробицыну, а потом, отозвав Лисянского в сторону, протянул ему конверт:

— Их высокоблагородие господин Резанов просил передать вам этот документ.

Оказалось, что это инструкция на случай, если «Нева» разлучится с «Надеждой» и ей придется идти в Америку самостоятельно.

— Все это так, — сказал Лисянский, — но передайте господину Резанову, что у нас есть договоренность с моим начальником Крузенштерном, как действовать в случае внезапной разлуки.

Встретившись с Крузенштерном, Лисянский рассказал ему о визите Шемелина.

— Опять советник суется куда не следует, — болезненно отреагировал Крузенштерн и сухо заметил Юрию Федоровичу: — Прошу тебя, впредь никаких официальных бумаг от Резанова без моего ведома не принимать…

В конце января обе мачты наконец-то установили, Лисянский доложил о готовности Крузенштерну, но теперь выход задержался по просьбе губернатора. Он привык к русским людям и хотел нанести им прощальный визит. Перед этим он устроил торжественные проводы Резанову. Коробицын живописно заметил об этом в дневнике:

«Посланник наш при выезде из города провожаем был с большой честию. Весь находящийся в городе гарнизонный полк в 3 часа пополуночи собран был к губернаторскому дому и построен от самого дома и до пристани в два ряда фрунтом на расстоянии 100 сажен. По выходе посланника из губернаторского дому проходя срединою построенного фрунта, коим делана была честь с барабанным боем и преклонением знамен. А по отвале от пристани шлюпок с находящейся при городе батареи, равно и в последовании до самого корабля с прочших всех, по пути находящихся, 5 крепостей сопровождаем был пушечной стрельбою».

Противные [39] Противный — встречный, противное течение, волнение — имеющие направление, противоположное курсу корабля. Противный ветер — встречный, дующий навстречу курсу с судна, замедляющий его движение. ветры задержали выход и на другой день. Лисянский с офицерами побывал в последний раз на берегу и подтвердил свое мнение: «Жители острова Св. Екатерины вежливы и принимали нас везде с великой любезностью. Я согласен с мнением Лаперуза, который называет их чрезвычайно честными и беспристрастными».