Вальтер Хартфельд - Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943

Унтер Байер подошел к одному из пленных, поставил его на колени и выстрелил в голову. Через мгновение Манфреду хотелось завыть. Одним толчком Байер вывел вперед другого партизана и снова выстрелил. В этот момент паренек с белой кожей закричал. Его последний товарищ хотел заставить его замолчать, но Хайнц тут же его пристрелил.

Допрос был очень краток. Трясущийся, запинающийся партизан с очень белой кожей обещал указать немцам дорогу к лагерю. Хальгер говорил с ним спокойно, ободряюще. Конечно, этот тип побережет свою жизнь и послужит им проводником. Но спец-группа не может атаковать в одиночку отряд партизан, сколь бы это ни было важно. Она дает только некоторые рекомендации, чтобы облегчить последующие боевые операции. Не понимая, что теряет последний шанс выжить, партизан указал Хальгеру нужные ориентиры.

Хайнц предложил парню сигарету, и, когда тот с наслаждением выпустил первый клубок дыма, Байер выстрелил ему в голову.

Теперь надо было срочно связаться с Хансом Фертером в Ревнах. Проведение сеанса радиосвязи заняло немало времени, и егеря воспользовались этим, чтобы перекусить.

Хайнц, Манфред и унтер Байер нанесли на свои карты с помощью Хальгера ориентиры, выданные партизаном перед смертью. Лагерь находился на расстоянии более чем сорока километров, посреди лесов в районе селения Любки.

Клаус объяснил Фертеру текущую обстановку и предложил двигаться к лагерю партизан по выявленным подходам. Но Фертер попросил его пройти сначала к Десне, где воздушная разведка обнаружила подозрительные перемещения. Только после этой рекогносцировки коммандос вернутся в лесной массив близ Любки, и за этим районом немецкие самолеты отныне будут постоянно наблюдать. Сам того не желая, Фертер помог егерям сохранить свои жизни.

Как только Ковалев встретился с Яковлевым и Мясенко и рассказал им о нападении немцев, командир заставил совершить обратный путь свой собственный отряд. Однако когда партизаны прибыли на равнину, то не обнаружили никого, кроме трупов товарищей.

Полагая, что немцы были не чем иным, как авангардом подкреплений, направленных в Красный Рог, разочарованные и обозленные партизаны вернулись ускоренным маршем в свой лагерь.

Как раз во время повторного возвращения к Десне коммандос, которых крестьяне приняли за группу партизан, решили играть до конца. Новости о разгроме Красного Рога уже достигли деревни, и егерям не составило никакого труда добыть лошадей. Клаус получил, таким образом, доказательство, что егеря могли бы передвигаться в дневное время в трудных условиях. Но им мешала одна проблема. Теперь надо было опасаться немецких самолетов! И он повернул в лес.

С наступлением ночи коммандос в первый раз встали лагерем на берегу Десны. Ночь была ясной, река серебристой и спокойной, и люди получили возможность немного отдохнуть.

Гюнтер, Клаус, Манфред и Хайнц укрылись в палатке, чтобы покурить в безмятежной обстановке. Разговор начал врач.

— Почему ты не пощадил несчастного парня? — спросил Гюнтер, повернувшись к Хайнцу.

— Пощадить?.. С чего бы это. Он предал своих и предаст точно так же и нас. Его жизнь не стоила ломаного гроша. Следовательно, можно допустить, что я выступил в роли судьи партизан, — добавил Хайнц. — Кроме того, вы искренне полагаете, что мы можем позволить себе жалость? Вы подумали о том, что один тяжелораненый солдат, которого пытаются спасти — просто из жалости, — может погубить весь отряд, потому что этот отряд станет менее подвижным и быстрым, следовательно, более уязвимым, что бессилие одного может погубить всех?

— Неужели мы обречены быть зверями?

— Мы живем почти как животные… Партизаны тоже… На этой войне не вставляют цветы в дула винтовок, против лесного пожара используют пожар.

— И как далеко мы зайдем в этом идиотском состязании?

— Вы смешны со своими добрыми чувствами, — продолжал Хайнц. — Теперь не время задавать такие вопросы. Они уместны до войны… в мирное время. На войне не остается ничего иного, кроме как умело воевать. Мало кто убивает ради самого убийства. Для этого всегда есть веские причины. Но война не время делать выбор между добром и злом.

Манфред неожиданно рассердился:

— Но протрите глаза, ради бога… Убивают, жгут, разрушают, потому что это война. Но люди разрушают этим самих себя. Как можно это забывать?

Клаус, слушавший до этого беседу, не вмешиваясь, положил руку Манфреду на плечо:

— Ты прав, у людей поразительная способность забывать. По окончании войны победитель не вспомнит о своем героизме и неудачах, об упущенных возможностях.

Фон Ритмар вдруг побледнел до крайности:

— Неправда… Все забыть невозможно… Я не могу забыть людей, которых убиваю.

Хайнц бросил на него озадаченный взгляд:

— Разве мы здесь не для этого… Нет?

— Я убивал людей выстрелом в голову, когда они были безоружны.

— Это случается не так часто… но такие вещи происходят, — сказал Хайнц, пожав плечами. — Что за люди это были?

— Коммунисты и евреи, которых гестапо согнало в Гомеле… Я убивал их десятками.

Все замолчали.

— Как ты впутался в эту историю?

— В начале войны меня направили в одно подразделение сил безопасности, айнзац-команду-4, в подчинение Отто Олендорфу. Он был человеком интеллигентным и культурным… В его активе многие тысячи смертей.

Гюнтер подавил рвотный позыв.

— Ты часто рассказываешь эту историю?

— Не часто… Но я чувствую себя виноватым и за умалчивание того, что убивал.

— Я достаточно хорошо знаю гестаповцев, чтобы понимать, что единственный способ отделаться от них — это покончить с собой… Но разве приемлема одиночная, бесполезная смерть?

— Не знаю.

Гюнтер подошел к Манфреду:

— Теперь тебе нужно сказать… Нас могут однажды осудить за эти казни, и следует понимать, что за эти преступления нам придется отвечать. И потом, мне кажется несправедливым, что ты остаешься единственным, кто не поддерживал то, что мы себе позволяли.

Манфред говорил долго, чувствуя вновь на себе взгляды — последние взгляды — людей, которые ожидали смерти. Желая избавиться от этих ночных кошмаров, он устало замечал, как все глубже погружается в воспоминания.

Хайнц и Клаус перебивали его несколько раз, требуя уточнений административного или специального характера, оправдываясь приказами, которые нужно выполнять.

Гюнтер мрачно спрашивал себя, что произойдет, если они проиграют войну.

С рассветом коммандос продолжили свой путь. Десну закрывала густая пелена тумана, и лишь ее отдельные разрывы позволяли видеть мрачные воды реки.

Клаус колебался. В таком тумане и пятьдесят партизан могли спокойно прогуливаться, особо не беспокоясь, что их кто-нибудь заметит. Все равно что ловить ветер сачком для бабочек. Подошел Карл Вернер: