Владимир Полушин - Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

(«Пиза», 1912)

Известный искусствовед начала XX столетия П. П. Муратов писал о Пизе: «Старая Пиза до сих пор способна внушать благоговейное удивление, потому что до сих пор цела площадь на окраине города, где стоят созданные ее гением собор, Баптистерий, наклонная башня и Кампо-Санто. Другой такой площади нет в Италии, и даже Венецианская Пьяцца не производит первого впечатления настолько же сильного, полного и чистого. Во всем мире трудно встретить теперь место, где могла бы так чувствоваться, как здесь, прелесть мрамора…» Речь идет о Соборной площади Пизы. А Кампо-Санто — кладбище с могилами в специальном здании с открытым двориком в середине. Земля для него была привезена из Палестины на пятидесяти галерах. В начале прошлого века там было около семисот погребений. Конечно, Гумилёв отправляется туда. Здесь стоят гробницы известных людей Пизы. Стены здания расписаны прекрасными художниками прошлого. Здесь же знаменитая картина «Триумф смерти», написанная в 1350 году Франческо Траини и Буонамико Буффальмако…

Поэт стоит над гробницами гибеллинов и гвельфов. В XIII–XIV веках это были две враждовавшие партии. Теперь они спят мертвым сном вперемежку. Увы, «все проходит, как тень…». Гумилёв не мог не знать историю графа-правителя Пизы Уголино делла Герардеска, который был свергнут и заточен со своими сыновьями и внуками в башню, где и умер в 1289 году от голода. О нем писал в «Божественной комедии» сам Данте! Кому же открывается вечность: графу-правителю или художнику?

Здесь же, в Кампо-Санто, висели настоящие ржавые цепи, которыми, по легенде, запирали Пизанскую гавань в 1290 году, когда генуэзцы разгромили флот Пизы. Цепи завоеватели увезли как трофей, но позже вернули в Пизу.

Конечно, главной достопримечательностью Пизы была и остается ее знаменитая кампанила — «Падающая башня» (наклонная от вертикальной оси) XII–XIV веков. Она как бы символизирует саму историю города, уходящую под наклоном в прошлое и устремленную в небо будущего. В гумилёвском стихотворении в последней строке сатана наклонился над символом города — Пизанской башней с «тоской всегдашней».

Из Пизы Гумилёвы отправились во Флоренцию, в которой, по описаниям все того же П. Муратова, «мало мрамора на улицах».

Но прежде чем перейти к его поэтическим воспоминаниям, пройдемся вслед за поэтом по флорентийским улицам. Флоренция отличалась от других городов Европы тем, что она уже в XII веке была республикой и строительством города занимались общества ремесленников и торговцев. Они были попечителями, они платили художникам и скульпторам за их работу. Денег на украшение города купцы не жалели. Может быть, поэтому пятьсот лет назад во Флоренции почти одновременно проживали и работали десятки талантливейших мастеров кисти и резца.

Наверняка Гумилёв побывал в монастыре Сан-Марко. С историей этого славного монастыря было связано имя одного из основателей герцогского рода Медичи — Козимо, который финансировал строительство знаменитого дворца Via Larga. Козимо любил бывать в монастыре, где забывал о земной суете и предавался молитвам. При его поддержке монастырь стал расширяться и для росписи стен был приглашен замечательный художник Фра Анджелико. Настоящее имя живописца Джованни да Фьезоле (ок. 1400–1455). Он был монахом-доминиканцем, известным под именем Иль Беато Анджелико или Фра (брат) Беато Анджелико. Гумилёв мог видеть живописные работы художника в церкви Сан-Доменико во Фьезоле, во флорентийском картезианском монастыре (известные работы «Венчание Богоматери» и «Мадонна с двумя святыми»), В самом монастыре Сан-Марко хранятся иллюстрированные Фра Беато библейские книги.

Гумилёв посвятил итальянскому живописцу стихотворение, которое так и назвал «Фра Беато Анджелико» (1912), где признается в любви к художнику:

Если внимательно вчитаться в строки, то в портрете мастера можно уловить черты самого Гумилёва. Он тоже считает себя мастером — мастером слова! Поэтому стремится к совершенству. Образ Фра Беато для него был настолько важен, что поэт помешает свое стихотворение в первый же номер вышедшего в октябре 1912 года поэтического журнала «Гиперборей». Им он как бы обозначил свою позицию.

Первым автобиографическую канву стихотворения отметил в своей сорбоннской диссертации о Гумилёве Николай Оцуп: «…Можно было бы не без основания считать это стихотворение автобиографическим, ибо, восхваляя своего любимого художника, Гумилёв как бы приоткрывает свой артистический идеал. Это, несомненно, самое лучшее его итальянское стихотворение. В стихотворении <���…> „Маяки“ Бодлер перечисляет тех художников, которыми восхищался. Гумилёв делает то же самое в „Фра Беато“, расточая свои похвалы лишь самым знаменитым итальянским художникам. Но каждый раз к восторгу Гумилёва примешана и критика… Затем, торопясь вернуться к дорогому ему Фра Беато, Гумилёв с восхищенной простотой описывает темы его живописи… Каким миром и спокойствием, каким светом веет от описания этих святых у Гумилёва! Конечно, он только выражал словами то, что Фра Беато выражал красками…»

Наверняка Гумилёв побывал и в церкви Санта-Кроче францисканского ордена, ведь здесь многие фрески были написаны великим Джотто. Работами этого мастера восхищался сам Микеланджело. Именно здесь последний и обрел свой покой в усыпальнице рядом с Галилео Галилеем, Никколо Макиавелли, композиторами Джоаккино Россини и Луиджи Керубини. В пол церкви были вмонтированы около трехсот надгробных плит, под которыми покоились знаменитые флорентийцы.

Можно сказать с полной уверенностью, что Николай Степанович был поражен величием и размерами главного флорентийского собора Санта-Мария дель Фьоре, где во времена пасхальных месс собиралось до тридцати тысяч молящихся. Именно в этом храме было решено установить скульптуру Давида, которая теперь известна всему миру. В 1464 году суконщики проголосовали за финансирование мраморной статуи библейского пастуха Давида, победившего с помощью богов гиганта Голиафа. Образ Давида издавна любим флорентийцами, и в упомянутом году суконщики закупили лучший на ту пору каррарский мрамор и привезли более чем четырехметровую глыбу в мастерскую собора. Первый скульптор Агусто Дедучи потерпел фиаско. И только через тридцать шесть лет вернувшийся на родину из Рима и уже известный своими работами двадцатишестилетний флорентиец Микеланджело Буонарроти дерзнул приступить снова к мраморной глыбе. Начал работу Микеланджело в понедельник 13 сентября 1501 года. Но гений был выше земных суеверий, и его мраморный Давид стал бессмертным творением эпохи Ренессанса. Правда, в собор Давида не отдали. Его по решению местных властей установили на площади перед синьорией, где он простоял 369 лет и только в 1873 году был перемещен в галерею Флорентийской академии.