Владимир Полушин - Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

Отправляясь в Париж, Николай Гумилёв запасся рекомендательными письмами. Одно ему вручил Иннокентий Федорович Анненский к своей сестре Любови Федоровне, которая была замужем за известным французским антропологом Джозефом Деникером. Иннокентий Федорович сказал, что сын Деникеров пишет стихи и у него уже вышла книга «Роеmes» в издательстве «Аббатство». Рене Гиль, столь почитаемый учителем Гумилёва Брюсовым, написал на нее рецензию, в которой похвалил начинающего поэта: «В коротеньких поэмах, собранных в его первой книге, еще слишком много случайного, чтобы можно было выяснить общие тенденции его поэзии. Направление его мысли еще не определилось, и его ритмика еще не выработалась. Но мы полагаем, что господин Деникер должен быть осведомлен о великом поэтическом движении недавнего прошлого, так как он дебютировал в журнале „Verse et Prose“, антологии символистов. <���…> Ему предстоит прежде всего овладеть техникой своих предшественников и выяснить самому себе свою индивидуальность, чтобы перейти к широким синтетическим обобщениям, к поэзии завтрашнего дня…»

Хотя рецензия Брюсова на первую книгу Гумилёва была несколько иной по форме, но по содержанию очень близка к тому, что написал Рене Гиль о молодом Деникере.

Второе рекомендательное письмо было от царскосельской писательницы и переводчицы Лидии Ивановны Веселитской. Под псевдонимом Микулич она издала в 80-х — начале 90-х годов XIX века нашумевший роман-трилогию: «Мимочка-невеста», «Мимочка на водах», «Мимочка отравилась». Лидия Ивановна была знакома с Федором Достоевским, Львом Толстым. Приятельские отношения связывали ее и с Мережковскими, которые в ту пору проживали в Париже. Именно Зинаиде Николаевне Гиппиус писательница рекомендовала юного романтика.

Таким образом, романтик из патриархального Царского Села мечтал войти в творческую среду французских и русских писателей, обитавших в Париже.

Однако вначале ему предстояло решить проблему жилья. В этом вопросе юноша был крайне непрактичен. Ему хотелось найти пристанище где-то в центре, недалеко от знаменитого Лувра. Но вначале он должен был разыскать Сорбонну, находившуюся на бульваре Сен-Жермен.

Уезжая из России, Гумилёв пролистал попавшиеся ему в библиотеке справочники о Париже, откуда почерпнул основные сведения. Он узнал, что Сорбонна была основана в 1253 году Робертом де Сорбоном, духовником короля Людовика IX (Святого). Теперь же это была целая студенческая страна. В Сорбонне училось около пятнадцати тысяч студентов, действовали двадцать четыре кафедры философии, филологии, истории, математики и девятнадцать кафедр естественных наук. Николая Гумилёва особенно привлек филологический факультет. Вскоре Николай Степанович узнал, что на выбранном им факультете училось больше тысячи иностранцев и около половины из них были русские. Это его обрадовало, так как оторванность от России вызывала жгучую тоску по далекой родине. Он даже часы не сразу перевел на парижское время.

Николай Степанович завел черный фрак и на общественных мероприятиях в театре или в кафе часто появлялся в нем. Французы резко отличались от русских студентов, которые ходили в чем хотели. Французы-студенты носили средневековые береты, бархатные куртки, широкие шаровары и своеобразные галстуки. Они курили трубки. Гумилёв встречал их на террасах многочисленных кафе под каштанами бульвара Святого Мишеля. Казалось, что за чашкой кофе или за бутылкой дешевого вина они просиживали целыми днями. И было непонятно, когда же они посещали лекции. Большие толпы молодых людей сновали по бульварам, садам и улицам Латинского квартала. Их можно было встретить здесь в любое время суток. С некоторым чувством превосходства сорбонновцы относились к учащимся других учебных заведений. Например, к обитателям расположенного неподалеку колледжа де Франс («College de Franse»), основанного королем Франциском I, как высшей школы изучения древних языков. Одним словом, дух бурсы Сорбонны был несоизмеримо выше духа любого другого парижского учебного заведения. В сохранившейся сорбоннской церкви находилась гробница самого кардинала де Ришелье. Роскошное надгробие с аллегорическими фигурами Религии и Знания изваял скульптор Ф. Жирардон. Когда Гумилёв увидел все это великолепие, он был поражен.

Гордились студенты Сорбонны не только древностью своего университета, но и особыми правами, сложившимися на протяжении многих веков. В былые времена студентам было предоставлено право самим выбирать себе преподавателей. Короли Франции милостиво даровали в Средних веках целый ряд привилегий для «бурсаков». Университету предоставили даже свою особую юрисдикцию, освободив от ряда налогов и повинностей. Для того чтобы университет имел доходы, ему разрешили завести собственную почту. (Но, увы, почту отменили уже в 1719 году.) Студенты жили корпоративно и имели свои выборные органы власти. Каждый из них согласно неписаному закону вносил в общую казну свою долю («бурсу») в соответствии с имущественным положением. Бурсаки любили погулять и с шумом и песнями по ночам перебирались на правую часть Сены, где их и отлавливали блюстители порядка за выходки, нарушавшие общественный порядок. Но… в разгульной жизни студентов принимали участие и профессора. Когда эти жалобы доходили до монарха, он неизменно покрывал бурсаков — прощал. А в XIII–XIV веках помещения Сорбонны официально признавались неприкосновенными — в комнату к студенту не мог войти не только представитель правопорядка, но даже кредитор!

Иное дело XX век, когда студентам самим надо было заботиться о жилье в городе и платить за него немалые деньги. Определившись на факультете, Гумилёв начал искать квартиру. Можно было отправиться в район Страсбургского бульвара, предместье Сан-Мартен, Тюрбиго и на примыкающие к ним небольшие улицы, где стоимость комнаты колебалась от сорока до пятидесяти франков в месяц. У Гумилёва на месяц было сто рублей, то есть двести шестьдесят шесть франков. Можно было поискать квартиру в Латинском квартале, где располагались доходные дома. Новые знакомые по факультету объяснили, что объявления о сдаче меблированных квартир вывешиваются на воротах или дверях на желтой бумаге, а на белой бумаге сообщается о свободных квартирах без мебели и они намного дешевле. Гумилёв решил не экономить и облюбовал бульвар Сен-Жермен, расположенный по левому берегу Сены против Лувра и Тюильри, где находились дома аристократов и от которого до Сорбонны и знаменитого театра Одеон, расположенного неподалеку от Люксембургского парка, было рукой подать. В Сен-Жерменском предместье располагалось также множество высших учебных заведений, несколько министерств, большинство посольств (в том числе русское посольство и консульство на улице Рю де Гренелл). На востоке квартал ограничивался мостом Искусств, сооруженным для пешеходов еще в 1804 году.