Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

«— А вы не думаете, что это… неправильно?

Хилари горячо возразила:

— Почему это должно быть неправильно? Ведь это моя жизнь.

— Да, да, конечно, — поспешно согласился Джессоп. — Я сам не придерживаюсь на этот счет высокой морали, но есть люди, знаете ли, которые думают, что это неправильно».

После этого Джессоп предлагает, чтобы Хилари, вместо того чтобы совершать самоубийство, притворилась другим человеком: стала бы действовать как шпионка; подобная роль, конечно, сама по себе несет угрозу смерти, зато в ней по крайней мере заключена возможность сделать что-нибудь хорошее. И Хилари выбирает жизнь. Как Селия в конце «Неоконченного портрета» — тоже избежавшая смерти в результате неудачной попытки самоубийства, — она продолжает жить.

Для Агаты это было чем-то вроде личной философии. Она никогда впрямую не упоминала о своей вере — разве что мисс Марпл у нее, как и она сама, постоянно читает «маленький требник», — но, раз и навсегда приняв заповедь о грехе отчаяния, она безоговорочно верила в святость жизни («Но если рядом Бог, поверь, не страшно мне…» — написано в одном из ее стихотворений).

Вот почему ее книги органично нравственны — они всегда на стороне живого. Отношение к жизни в них (но не к ним самим) у Агаты всегда чрезвычайно серьезно. Они — вне мира ползучего морального релятивизма. Они демонстрируют нам мир гармонии и порядка, ясности и оптимизма. «Меня как-то спросили, что я читал во время своего недавнего пребывания в плену в Южной Америке, — писал Агате некто Джеффри Джексон в 1971 году. — Те, кто держал меня в неволе, снабдили меня испанскими изданиями Ваших детективных романов, которые я читал с безграничным наслаждением. Что особенно помогало мне, так это постоянные напоминания мисс Марпл и месье Пуаро о том, что существует другой мир, который по-прежнему живет в соответствии с абсолютными ценностями».

Едва ли есть что-либо более противоречащее современному мироощущению, покрывающему пеленой сомнений и двусмысленности все, исключая собственные политические воззрения. И тем не менее Агата Кристи жива, жива настолько, что кажется, будто она до сих пор продолжает выполнять свою миссию.

Все, что она защищала, утратило свою ценность. Ее книги по-прежнему инсценируют и экранизируют, они имеют все тот же успех, но едва ли теперь понимают, что она на самом деле хотела нам сказать, используя детективную фабулу лишь как «средство доставки». Недавняя постановка «Пяти поросят», [431]выхолащивая из романа человеческую драму, ложно трактует сюжет, представляя нам бессмысленную гомосексуальную историю, вводя в нее полупорнографическую сцену казни и разрушая тонкое эмоциональное равновесие книги. В телефильме обуянную ужасом Каролину Крейл вешают по ошибке за преступление, совершенное ее мужем. В книге она умирает в тюрьме, радуясь этому, ибо уверена, что принимает смерть за младшую сестру, которой нанесла увечье, когда та была ребенком, и таким образом отчасти искупает свою вину перед ней. Таково было обдуманное намерение Агаты. Она писала не о неправедном суде. Хотя в ее записных книжках и упоминается сюжет об «убийце, казненном по ошибке», отраженный впоследствии в «Пяти поросятах», она видоизменила его соответственно собственным моральным устоям.

Однако современный мир считает, будто должен «обогатить» Агату Кристи сценами повешений и спариваний, реалиями смерти и запретных страстей — всем тем, что Агата оставляла за пределами своих книг, и делала это намеренно, вовсе не потому, что ничего об этом не знала, — прекрасно знала. Но сегодня считается, что эти «пробелы» следует восполнить и что бедные старушки, родившиеся в 1890-х, нуждаются в помощи, чтобы выразить то, чего не позволяло им сказать их строгое воспитание. Вот почему большинство недавних экранных воплощений мисс Марпл [432]снабжено ретроспективными историями ее обреченной любви к женатому мужчине, погибшему во время Первой мировой войны. Они призваны облечь ее в плоть, сделать более «очеловеченной» и «настоящей». Из книг же совершенно определенно явствует, что ничего подобного в прошлом мисс Марпл не было. Все события происходили вокруг нее, и в этом суть: свою мудрость она обрела посредством наблюдения, а не посредством опыта.

Но современному миру трудно постичь мысль о врожденной мудрости. Поэтому, когда в последней экранизации «Убийства в доме викария» мисс Марпл понимает, что преступление совершено на почве неудовлетворенной страсти, то происходит это, по мнению авторов, не потому, что она просто умна, а потому, что основывается на собственном опыте. Она сопереживает. Она сама была в такой ситуации.

Двадцать лет назад, когда роль мисс Марпл в телесериале Би-би-си [433]с подчеркнуто отстраненным сочувствием исполняла Джоан Хиксон, она показывала, что ее героиня может судить и в то же время оставаться удивительно человечной. Однако прошедшие с тех пор годы многое изменили, включая и наши отношения с Агатой Кристи. Они решительно и окончательно развели ее с современным миром. Не потому, что она была снобкой, расисткой или ксенофобкой, не потому, что ее персонажи живут в деревенских домах, где царит традиционный уклад и чай подают слуги, но потому, что она говорит о постоянстве, надежности и нерушимости надежды — о тех ценностях, которых у нас больше нет.

И тем не менее, похоже, она нам все еще нужна.

В 1956 году Агата написала свой последний вестмакоттовский роман «Бремя любви», многословный и композиционно весьма аморфный (два разных сюжета, соединенных на живую нитку, если судить по ее собственным записям), вместивший в себя едва ли не все вопросы, которыми она когда-либо задавалась. Героиня основного сюжета — Лора. В детстве она так ревновала родителей к младшей сестре Ширли, что желала ей смерти. Но когда выпал шанс бросить Ширли в загоревшемся доме, Лора спасла ее и с тех пор с одержимостью печется о счастье сестры. Ширли выходит замуж за никчемного человека, Генри, который становится невыносимо трудным в общении инвалидом. Чтобы освободить сестру от страданий, Лора позволяет Генри принять (нечаянно) смертельную двойную дозу таблеток.

Это убийство не в стиле Агаты: его последствия неожиданны и непредсказуемы. Не существует простых критериев в оценке того, что сделала Лора, как не существует и простых способов искупить содеянное.

Побочный сюжет «Бремени любви» — это история Ллуэллина Нокса, бывшего проповедника, утратившего не веру, но ясность в отношении своего религиозного призвания. Он спрашивает:

«Что значит делать добро? Сжигать людей на костре, спасая их души? Возможно. Заживо сжигать ведьм, ибо они есть олицетворение зла? Существуют основательные аргументы и в пользу этого. Поднимать уровень жизни обездоленных? Сегодня принято считать, что это важно. Бороться против жестокости и несправедливости?..