Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

«Каким восхитительным может быть августовское утро…

Никогда еще, подумала Селия, она не чувствовала себя такой счастливой. Ее охватила старая, хорошо знакомая „боль“. Было так чудесно… так чудесно… до боли…

О дивный, дивный мир!..

— Ты выглядишь очень счастливой, Селия.

— Я действительно счастлива. Сегодня такой восхитительный день.

— Но дело ведь не только в этом… — тихо сказала ей мать. — А еще и в том, что Джим уехал, правда?»

Однако это было не просто благословенное освобождение от необходимости изображать интерес к теософии. Речь шла о более глубинных чувствах девушки, гораздо более свободолюбивой, нежели большинство ее сверстниц, девушки, сознававшей жизнь за пределами общепринятых границ, где замужество еще не вершина счастья; девушки, для которой наивысшее удовольствие состояло не в удовлетворенности достигнутым, исполнении желания или знании, а в чувствах, витающих за пределами этих привычных вещей. Тот миг, когда Арчи встал при ее появлении в эшфилдской гостиной; воспоминание о том, как он, держа в руке ее бальную карточку, небрежно указывал натри имени («Вычеркните этого… и этого…»); видение полного решимости найти Эшфилд Арчи, мчащегося на мотоцикле вверх по холму, где она ходила каждый день, — в некотором роде то были сладкие грезы, коим не суждено было осуществиться.

«— На самом деле я пока вообще ни за кого не хочу выходить замуж.

— Дорогая, как ты права! Ведь потом все бывает не совсем так, как думаешь, правда?» [85] Из романа «Смерть на Ниле».

И тем не менее Агата хотела выйти замуж, и поэтому приняла предложение Реджи Луси. Майор артиллерии, старший брат девочек, с которыми она давно, хотя и поверхностно, дружила («Агги, мы давно заметили, что Реджи положил на тебя глаз»), разделял их легкое отношение к жизни. Опоздали на поезд? Ну и что? Придет следующий. Какой смысл волноваться? Если кому-то не дается гольф, как, например, Агате, несмотря на все старания Реджи научить ее, какая беда? Можно же просто получать удовольствие от махания клюшками. Агату завораживала такая легкость, ей самой несвойственная, и она чувствовала себя с Реджи непринужденно, что вовсе не мешало чувственному влечению. Они могли оживленно болтать друг с другом, потом помолчать, снова поболтать — «именно так мне нравилось поддерживать разговор». Понравилось ей и то, как он сделал предложение: «На твоем счету немало скальпов, так ведь, Агата? Что ж, можешь в любой момент присовокупить к своей коллекции и мой». Такая идиома была ей близка, да и ее мать чувствовала, что Реджи — то, что нужно. «Полагаю, это будет счастливый брак, — сказала она. Потом добавила: — Ему нужно было бы сказать это чуть раньше, чтобы вы могли сразу пожениться».

Как всегда, Клара зрила в корень. Реджи сделал Агате предложение во время своего десятидневного отпуска, после которого, как было известно, ему предстояло провести вдали от Девона довольно долгое время — как выяснилось впоследствии, целых два года, — и он настаивал, чтобы все это время она считала себя свободной. Такая постановка вопроса — столь отличная от раздражающей настойчивости Болтона Флетчера — ей тоже нравилась, хотя немного задевала (разве мужчина не должен быть более настойчив, более ревнив?) и немного пугала. Будто она знала, что вскоре появится некто другой, что она предпочтет этого пока неизвестного Реджи и что это будет ошибкой.

«Эркюль Пуаро мягко сказал:

— …Разве возможно не принимать факты? Она любила Родерика Уэлмена. Ну и что из того? С вами она могла стать счастлива». [86] Из романа «Печальный кипарис».

В «Неоконченном портрете» Агата много размышляет о Реджи — Питере, как он там назван, — о последствиях того, что он поступил легкомысленно, не женившись на ней сразу, как она его умоляла. Женщинам свойственно вспоминать мужчин своей юности и строить предположения: не упустили ли они того, с которым были бы наиболее счастливы, но у Агаты в данном случае были к тому реальные основания. Почему Реджи тогда притормозил? Да из-за своего характера: он тоже обладал свойственной всем Луси склонностью к laissez-aller [87] Небрежность, непринужденность, распущенность (фр.). и по скромности и великодушию полагал, что не имеет права лишать Агату возможности принимать другие предложения. Тем не менее «Питер», когда Селия сообщает ему, что собирается замуж за «Дермота», как назван в романе Арчи Кристи, пишет ей письмо («Это было так похоже на Питера. Так похоже, что Селия расплакалась, читая письмо»):

«Не вини себя, Селия. Это целиком моя вина… Правда состоит в том, что в нем ты увидела твердость характера, которой мне недостает. Мне следовало послушаться тебя, когда ты настаивала, чтобы мы поженились… Он, твой Дермот, лучше меня…»

Агата не считала, что Арчи лучше, чем Реджи. В ранних письмах к своему второму мужу, написанных незадолго до «Неоконченного портрета», она снова и снова благодарит его за «доброту» — качество, которым Реджи обладал в избытке в отличие от Арчи. «Не заботливый, — сказала об Арчи Клара. — Безжалостный». К тому же у него не было денег, о чем тоже с горечью говорится в письме «Питера»: «И вот ты влюбилась в человека, который беднее меня».

Арчи имел восемьдесят фунтов в год и никаких видов на фамильное наследство. Сто фунтов Агатиного годового дохода между тем должны были перейти к Кларе. Нью-йоркские Чафлины, партнером которых был отец Фредерика, в конце концов рухнули в 1913 году, унеся и маленький доход Клары (Маргарет Миллер незадолго до того изъяла из их дела свои деньги). Мистер Чафлин гарантировал Кларе триста фунтов в год из своих личных средств, что — с помощью Агаты и Мэдж — позволяло ей оставаться в Эшфилде; к тому времени Клара уже была решительно настроена сохранить дом, иррационально видя в нем волшебную защиту от перемен.

Разумеется, Агата хотела отдать свои деньги на поддержание Эшфилда, но она находилась в сложном положении: без ее дохода брак с Арчи казался невозможным. «Я сказала Арчи, что никогда не смогу выйти за него, что мы должны забыть друг друга, — писала она в „Автобиографии“. — Он и слушать не хотел. Он собирался заработать деньги так или иначе. Мы должны пожениться, и, вероятно, он даже сможет помогать моей матери. Он вселил в меня надежду и заставил почувствовать уверенность. Мы снова помолвились».

Были случаи, когда, наоборот, Арчи говорил, что их брак невозможен, и Агате удавалось его уговорить. Клара же постоянно была против: денег не хватит, говорила она, вот и все. На самом деле ее дурные предчувствия простирались глубже, но это был ее самый убедительный аргумент, против которого Агате было труднее всего возразить; хоть мать и дочь относились друг к другу с прежней сердечностью — пусть и несколько подостывшей, — Клара оставалась непреклонной.