Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

Ирония состоит в том, что карьеру сделала не Эйлин, а Агата, — и это несмотря на отсутствие официального образования, безразличие к идее равенства полов и полную удовлетворенность своим status quo. Но именно Агатино пренебрежение к общепринятому мнению о том, каким должен быть ее образ мыслей, позволило ей в конце концов проявить такой удивительный и уникальный талант.

Разумеется, она наблюдала, слушала и впитывала. Она испытывала влияние сильных личностей: матери, Мэдж, Эйлин. Ее ранние работы несут на себе печать тех авторов, которых она читала: По, Синклер, Д. Г. Лоуренс. [94] В «Автобиографии» Агата пишет, что «Пернатый змей», «Сыновья и любовники» и «Белый павлин» — «мои самые любимые тогда книги» — наложили отпечаток на ее «Дом красоты». «Я пробовала все, как все». [95] Из интервью Фрэнсису Уиндэму для «Санди таймс». Тем не менее в определенном смысле Агата обладала защитой от посторонних влияний. Всю жизнь она игнорировала — если не считать отдельных частных случаев — любые советы относительно ее сочинений. Она с редким упорством доверяла лишь собственной интуиции.

Быть может, Агата и сама не совсем понимала, что делает: почему она, веселая молодая девушка, ведущая жизнь, полную бесконечных удовольствий, в то же время ищет уединения, чтобы писать рассказы, стихи и даже роман; почему, будучи без ума влюбленной в молодого человека, за которого мечтала выйти замуж, она честолюбиво стремится опубликовать написанное? Для нее самой в этом не было никакого противоречия. В наши дни женщины разрываются между работой и частной жизнью, между личным и общественным, между индивидуальностью и биологией. Агате такое даже в голову не могло бы прийти. В ней было простодушие, которое помогало разрешать собственные сомнения.

Однако в письме Идена Филпотса, так благосклонно отозвавшегося о «Снеге над пустыней», содержался намек на конфликты, которые могли возникнуть в будущем. Агата показала ему свой следующий рассказ, «Коль так ты непреклонна», названный цитатой из «Ланселота и Элейн» («Королевские идиллии» Теннисона). Рассказ не сохранился, но произвел на Филпотса такое впечатление, что он удостоил Агату удивительным письмом:

«Что касается Вашей работы, то все идет более чем хорошо, и если жизнь Ваша сложится так, что в ней будет место для искусства, и если Вам достанет смелости вступить в эту трудную борьбу и найти в ней свое место, то Вы победите, ибо способностей у Вас для этого достаточно. Я никогда не делаю предсказаний, однако считаю: коль Вы так пишете сейчас, то можете пойти далеко. Впрочем, из очень многих людей жизнь выбивает желание заниматься искусством, и в будущем обстоятельства могут повести Вас не по трудной его стезе, а по какой-нибудь другой. Покойная миссис Крейджи [96] Перл Крейджи (1867–1906) писала — как и Агата на первых порах — под мужским псевдонимом (Джон Оливер Хоббз). Ее первые романы были на социальные темы, однако после неудачи, которую потерпела в браке, она обратилась к католичеству и обрела гораздо более серьезный стиль. была едва ли не единственной известной мне женщиной, которая всегда упорно занималась литературой, потому что ей это нравилось. Впрочем, и обстоятельства жизни сложились так, что подтолкнули ее к этому». [97] Иден Филпотс — Агате Кристи, 16 февраля 1909 г.

Предсказание Филпотса было знаменательным, хотя и не совсем в том смысле, какой он в него вкладывал. Блаженное состояние, в котором жизнь и искусство сосуществуют, в конце концов действительно наступило для Агаты, когда весь ее мир словно перевернулся в 1926 году. Потом они разделились. Мечты и восторги воображения больше никогда не вплетались в ее жизнь — только в книги. Как Вернон Дейр из ее первого романа «Хлеб великанов» или Перл Крейджи, чей брак потерпел сокрушительное фиаско, Агата вступила на «трудную стезю искусства». Ей определенно предстояло стать писательницей и случайно — работающей и самостоятельно обеспечивающей себя женщиной, ведущей жизнь, несравнимо отличную от той, к какой она была подготовлена спокойным камерным воспитанием.

Девушка, мечтавшая выйти замуж за Арчи Кристи, ничего подобного не ожидала — ни сном ни духом. «У меня было нормальное безмятежное представление о семейной жизни», — сказала она в интервью почти шестьдесят лет спустя. И в «Автобиографии» она описывает свою влюбленность в Арчи очень просто: молодая девушка, такая же, как любая другая, в поисках пары находит Своего Мужчину — милая и вполне заурядная история.

Но тонкая витиеватая проза «Неоконченного портрета» показывает, что Арчи затронул более глубокие струны в ее душе. Он во всех смыслах оказался осуществившейся мечтой Агаты, он воплощал в жизни ее несбыточные грезы: «Нечто, чего ты желаешь так страстно, что даже не можешь толком понять, что же это такое». [98] Из романа «Ночная тьма». Он олицетворял неведомое, тайное, свободное. Она влюбилась в него, потому что чувствовала: жизнь, жизнь с ним, будет похожа на музыкальную пьесу или стихотворение. Она, Агата, станет Изольдой, Элейн («…поцеловал Элейн, как мы ребенка… и на пол перед ним упала дева» [99] Из поэмы А. Теннисона «Королевские идиллии». ).

Разумом она стремилась к обычной семейной жизни, с домашними заботами и маминой «книгой кулинарных рецептов»; но в ее артистической душе все это вытеснялось экстраординарностью личности самого Арчи. Какой контраст между упорядоченным утренним столом — аккуратно сложенная «Таймс» с традиционными авторскими колонками на первой полосе, начищенный серебряный чайник, оксфордский джем «Купер» — и сидящим за ним мужчиной; между безукоризненно заправленными свежими льняными простынями — и той тайной, которая происходит между ним и ею. Неуловимо романтичный облик этого высокого гибкого человека; лежащая на нем печать неотвратимой опасности; непривычная прямота его желания, столь непохожая на практичную настойчивость опытного Болтона Флетчера, — все это будоражило Агатино воображение, в сущности, ничуть не повзрослевшее. Несмотря на ее женское влечение к Арчи, в ней оставалось нечто неистребимо детское. «Тогда она щит отнесла к себе и погрузилась в мир своих фантазий», «…в своем покое на вершине башни». [100] Из поэмы А. Теннисона «Королевские идиллии».

Клара хорошо знала характер дочери и интуитивно догадывалась, что увидела в Арчи Агата. «Этот молодой человек… Мне он не нравится», — размышляет героиня, чьим прототипом является Клара, в «Неоконченном портрете». В действительности было не совсем так, но мощная мужская притягательность Арчи тревожила Клару, ибо — в отличие от Агаты — она понимала, что другие женщины тоже будут ее ощущать («Он привлекателен для женщин, Селия, помни об этом…»). Как бы ни мечтала она о счастливом браке для дочери, такая привязанность страшила ее. Одно дело — Реджи Луси, совсем другое — Арчи; этот внушал ей страх: и за Агату, и за себя.