Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

Бесконтрольность всегда пугала Агату. Не испытав до той поры мертвенного холода, который сковывает человека, когда контроль оказывается абсолютным, непроницаемым, она ненавидела ее, пожалуй, больше всего. Во время войны, когда приходилось одной по вечерам возвращаться из госпиталя, ей доводилось сталкиваться с разнузданным поведением пьяных солдат. Но тогда она шла домой, в Эшфилд, и, миновав садовые ворота, оказывалась в безопасности.

В начале супружеской жизни Агата очень скучала по дому. Несмотря на то что была безумно влюблена и относилась к замужеству как к великому приключению («чертовски увлекательному спорту», как выражается Томми в «Тайном враге»), она тосковала по своему «милому дому», своему «гнезду». Ей снились «березы… и трава, растущая… растущая под ее щекой», [130] Из романа «Неоконченный портрет». пока она лежит в саду, восхитительно праздная, а в голове у нее роятся всевозможные мысли, картины вероятного будущего и воображаемые миры. «Я действительно была немного одинока» — так описывает она свои тогдашние ощущения в «Автобиографии». И только в «Неоконченном портрете» — как обычно — она бродит по фантастическому ландшафту памяти, прикасаясь к более глубинным смыслам.

После заключения перемирия они с Арчи вернулись в Эшфилд. «Было восхитительно снова оказаться дома. Дом выглядел намного прекраснее, чем она помнила, и был таким чистым — обеденные скатерти без единого пятнышка, до блеска начищенные серебряные приборы и сверкающие бокалы. Сколько же на свете такого, чего человек не замечает, воспринимая как само собой разумеющееся!» [131] Из романа «Неоконченный портрет». Агата напоминала школьницу, приехавшую домой на каникулы: сидя на краю маминой кровати, возбужденно рассказывала о своей лондонской жизни, о миссис Вудз и говяжьем окороке из пайка; одиночество же представлялось ей в тот момент чем-то незначительным и далеким. Возможно, она никогда не была более счастлива, чем тогда, пребывая вместе с мужем, к которому испытывала глубокую, тревожную страсть, в месте, бывшем для нее святая святых.

В тот период она писала стихи. В 1924 году они были опубликованы в сборнике «Дорогой снов» вместе с более ранними, такими как «Маска из Италии» — юношеской стихотворной вариацией на темы персонажей комедии дель арте. Среди более поздних стихотворений была и «Секвенция», которая начиналась так:

Именно там, в Эшфилде, Агата обнаружила, что беременна. 1919 год принес массу забот, начавшись с поиска нового дома, достаточно просторного для ребенка, няни и служанки. Проявив обычную решительность, Арчи ушел со службы. Еще недавно честолюбиво жаждавший повышения, он резко изменил точку зрения на прямо противоположную, заявив, что в Королевских военно-воздушных силах у него нет будущего и что ему следует сменить Уайтхолл на Сити. Кроме всего прочего, он хотел зарабатывать деньги. Безусловно, он стремился доказать, что Клара была не права. Отношения с тещей складывались у него идеально («Мириам сказала себе, что была неоправданно недружелюбна и подозрительна», — писала за мать Агата в «Неоконченном портрете»), но какой мужчина смог бы простить столь жесткое сопротивление его ухаживаниям за Агатой, какое проявила она.

Если Арчи что-то втемяшивал себе в голову, то рано или поздно этого добивался. Он поступил мудро, не подав в отставку, пока не нашел новую работу, но нашел он ее довольно быстро, у человека, которого описал как «толстого и желтого» (вроде финансиста мистера Робинсона, фигурирующего в нескольких книгах Агаты), — с жалованьем пятьсот фунтов в год. Вместе с его восемьюдесятью фунтами и Агатиной сотней [132] В «Автобиографии» Агата писала: «В 1919 году я продолжала получать сто фунтов в год по дедовскому завещанию», хотя в предшествовавшие шесть лет эти деньги шли на «мамино содержание». Это противоречие в книге, не всегда надежной в отношении фактов, не объяснено. Похоже, Агата стала снова распоряжаться этой сотней фунтов, когда Арчи вернулся с войны и супругам понадобилось свое жилье. Мэдж — или ее муж Джеймс — продолжала давать деньги Кларе, которая также стала дополнительно получать триста (или около того) фунтов в год после смерти Маргарет Миллер. это делало их финансовое положение удовлетворительным. С жильем в то время было туго, однако в конце концов им удалось снять за девяносто фунтов в год квартиру с четырьмя спальнями в Эдисон-меншн, дом 96, неподалеку от Холланд-парка. Квартира была просторной и светлой, как и мечтала Агата, которая с восторгом окунулась в обустройство ее для своей новой семьи. Декорирование домов впоследствии станет ее страстью, но уже тогда она точно знала, чего хочет: бледные обои в гостиной, темный потолок, расписанный цветами боярышника, — «я думала, что под ним буду чувствовать себя так, словно сижу в саду под деревом». [133] Из книги «Автобиография». И, вооружившись красками и кистью, она с энтузиазмом принялась осуществлять задуманное. Арендованная квартира в западном Кенсингтоне не Эшфилд; еще меньше она напоминала Эбни-Холл с его роскошными коврами и обитыми зеленым штофом стенами (зато Арчи был несравнимо более привлекательным, чем Джеймс Уоттс, а брак Агаты — куда более браком по любви, чем брак Мэдж). «Мы были самой заурядной супружеской парой, но очень счастливой», — писала Агата не без гордости. Они вели предельно скромную лондонскую жизнь: автобусы и трамваи, привычная суета, время от времени — поездки в Хаммерсмит, во Дворец танцев. Деньги тратились на то, что казалось естественным: взять такси или иметь более одного вечернего платья было немыслимо, зато так же невозможно было жить без прислуги и бесценных часов отдыха, которые та позволяла иметь. Так шла жизнь, и она их вполне устраивала. «Мы были счастливы. Наша жизнь казалась нам прекрасно устроенной». [134] Из книги «Автобиография».

Между тем Арчи не хотел ребенка. В «Автобиографии» Агата пишет, что он был решительно настроен на девочку и они обсуждали только женские имена. «Мы яростно спорили», — невзначай роняет она. В «Неоконченном портрете» их разговоры о ее беременности более эксцентричны и смысл их более глубок. «Мне ненавистно даже думать о противном мальчишке… Я буду его колотить». Или: «Не хочу никакого ребенка. Ты будешь все время думать о нем, а не обо мне. Это характерно для женщин. Они погрязают в домашних делах и только и делают, что возятся с ребенком. Они совершенно забывают о мужьях». И вот еще: «Я этого не перенесу. Это ведь я сам сотворил с тобой. А мог предотвратить. Ты ведь можешь даже умереть».