Николай Стариков - Сталин. Вспоминаем вместе

– Это – единственное место в капиталистическом мире, где трудящийся может с полным правом взять средства производства в собственные руки…

Сталин, хитро улыбнувшись, поддержал шутку:

– То же и в социалистическом мире… [428]

Американский дипломат Аверелл Гарриман рассказывал, что впервые он попал на русскую землю еще восьмилетним мальчиком во время одного из больших путешествий, в которое родители взяли его с собой. Семья Гарриманов высадилась тогда ненадолго на западном берегу Берингова пролива. Когда впоследствии Гарриман рассказал в Кремле об этом приключении, добавив, что ни у кого из них не было визы, Сталин заметил:

– Теперь бы вам это не удалось… [429]

Сталин спросил у метеорологов, какой у них процент точности прогнозов.

– Сорок процентов, товарищ Сталин.

– А вы говорите наоборот, и тогда у вас будет шестьдесят процентов [430].

Как-то иностранные корреспонденты спросили Сталина:

– Почему на гербе Армении изображена гора Арарат, ведь она не находится на территории Армении?

Сталин ответил:

– На гербе Турции изображен полумесяц, а ведь он тоже не находится на территории Турции.

Уже много позднее Аверелл Гарриман вспоминал, что во время Потсдамской конференции он сказал Сталину:

– А ведь вам, должно быть, очень приятно, что вы после того, что пришлось пережить вашей стране, находитесь сейчас здесь, в Берлине…

– Царь Александр, – невозмутимо заметил Сталин, – до Парижа дошел… [431]

Во время визита в Москву в августе 1942 года главной своей задачей Черчилль считал рассказать Сталину, что второго фронта в этом году в Европе союзники не откроют [432]. Вместо этого они планируют высадиться во французских владениях в Африке.

На это Сталин не без иронии сказал:

– Британская армия не должна так сильно бояться немцев [433].

У Сталина было несколько переводчиков, которые вместе с вождем участвовали в переговорах. Для каждого языка свой. Переводчиком с немецкого и на немецкий у него был Бережков, чьи мемуары я всем рекомендую прочитать [434]. С английского Сталину переводил другой человек – Павлов. Именно на этом и строится весь дальнейший юмор. Однако как следует из мемуаров Бережкова, он участвовал и в Тегеранской конференции, на которой по понятным причинам на немецкий язык было переводить некому и нечего, и в других переговорах с представителями Англии и США. А значит – он знал и английский язык. Однако исключать возможность ситуации, когда англосаксы знали переводчика Павлова и не знали переводчика Бережкова, полностью невозможно. А история вот какая…

Как-то случайно Сталин узнал (хотя Бережков об этом не упоминал), что тот знает помимо немецкого еще и английский язык. И вот как-то спустя два или три года всего за пять-десять минут до начала ответственных переговоров с американцами Сталину сообщают, что переводчик Павлов не сможет присутствовать, так как неожиданно заболел. Американцы, прибывшие в Кремль, узнав об этом, заволновались: переговоры оказались под угрозой. Советник посольства США в Москве Чарльз Болен с тревогой спрашивает у Сталина:

– Что же делать?

– Что делать? Будем работать, – невозмутимо заявляет глава СССР.

– Но кто же будет переводить? – нервно спрашивает Болен.

– Переводить будет Бережков.

– Но Бережков же переводчик с немецкого, а не английского, – не унимается Болен.

– Это не имеет значения, – заявляет Сталин.

У американцев шок.

– Как так не имеет значения?

– Я ему прикажу, и Бережков будет переводить с английского, – спокойно объясняет Сталин.

Приходит Бережков, на глазах недоумевающих американцев Сталин приказывает ему переводить с английского.

– Есть, – отвечает переводчик.

И заговаривает с обалдевшими от неожиданности американцами на чистейшем английском языке [435].

Еще одна реальная история о том, как чувство юмора не изменяло Сталину в дипломатических беседах.

Послевоенный премьер-министр Румынии Петру Гроза после беседы со Сталиным (которая, кстати говоря, велась на немецком языке) обедал с нашим руководителем. Хорошо выпив и закусив, Петру Гроза сказал:

– Вы знаете, я очень люблю женщин.

– А я очень люблю коммунистов, – ответил Сталин [436].

Как-то Сталин долго не мог связаться с генеральным секретарем Союза писателей Александром Фадеевым: того просто не было на работе. Когда автор «Молодой гвардии», наконец, объявился, Сталин спросил:

– Где вы пропадали, товарищ Фадеев?

– Был в запое, – с большевистской прямотой ответил тот.

– А сколько дней у вас обычно длится запой?

– Дней десять-двенадцать, товарищ Сталин.

– А не можете ли вы, как коммунист, проводить это мероприятие дня в три-четыре?

Узнав о разногласиях между писателями Фединым и Шолоховым, Сталин пригласил их в Кремль. Усадил за стол и начал мирить.

– В интересах советской литературы прошу вас помириться и подать друг другу руки.

Писатели молчат.

– Я прошу вас! – настаивает Сталин.

Писатели упорствуют.

– Сталин вас просит! – уже жестче говорит Иосиф Виссарионович.

Литераторы встают и нехотя протягивают друг другу руки.

– А теперь поцелуйтесь! – говорит Сталин. И когда оппоненты начинают целоваться, громко смеется:

– А я думал, вы принципиальные! [437]

Представляя Мао Цзэдуну киноактера Бориса Андреева, исполнившего главную роль в фильме «Падение Берлина», Сталин сказал:

– Вот артист Борис Андреев. Мы с ним вдвоем брали Берлин [438].

Друг детства Сталина – священник Георгий – приехал из Грузии и попросил у вождя аудиенции. На что Сталин ответил, что не может принять его в одежде священника. Мол, пойдут разговоры, что генсек встречается со священниками. В штатском костюме – милости просим.

Тогда Георгий сшил штатский костюм и идет на прием. Священника доводят до дверей кабинета, распахивают двери и оттуда слышится смех Сталина:

– Ай, Гога. Переоделся. Бога не побоялся, а меня испугался! [439]

В ноябре 1943 года на Тегеранской конференции после заседания состоялся обед, на котором Сталин и Черчилль обменивались «любезностями». Рузвельт же, сославшись на усталость, удалился. Но диалог между руководителями России и Великобритании не утратил своей остроты.

Черчилль: «Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником…»

Сталин: «Ну а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол – коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор…» [440]