Вера Перминова - Булавинские хроники. Жизнь в удивительной деревне

И вот потом выяснилось, что этот человек действительно был сумасшедшим. Спятил он, как говорили, от длительного пьянства, а может, и с самого рождения был такой. Он несколько раз лежал в психушке, но каждый раз его признавали социально неопасным и выпускали.

Сумасшествие у него было особого рода. У него в доме висели часы с кукушкой, с которыми он разговаривал. И эти часы иногда отдавали ему команды. Он их очень слушался и даже сам иногда спрашивал, что делать. Люди говорят, что слышали, например, как он спрашивал у часов: «Хотите, я мать убью?», но часы ему такого не велели. А велели они ему другое.

Однажды, когда баба Оля уехала в город по каким-то своим делам, часы велели ему поджечь дом. Он принес керосин, разлил по полу и поджег. Сам остался в доме. Дом вспыхнул, как свечка. Когда деревенские сбежались, было уже ясно, что его не погасить. Никто и не пытался. Рядом стоял дом Пал Саныча, ветер дул в его сторону, нес искры, и все боялись, что займется крыша Пал Саныча. Она уже дымилась. Люди выстроились в цепочку до озера и бегом передавали друг другу ведра с водой, а Пал Саныч сидел на крыше и поливал из этих ведер, сколько успевал, свою кровлю. Люди съехались помогать со всего озера – туристы, рыбаки, жители соседних деревень. Горящий дом стоял на самом берегу и был виден за несколько километров. В результате дом Пал Саныча удалось отстоять, к вечеру ветер стих и стало легче.

Мои родители тоже, как и все, прибежали на пожар. Отец спросил: «Где баба Оля?» Отвечают: «В городе». – «А где ее сын?» – «Нету нигде. Наверное, в доме остался».

Ну, мой отец и полез в дом проверить – жар еще не был очень сильным. Вошел – там дым, и в дыму сидит этот тип. Отец ему: «Выходи, сгоришь!» А тот не ответил, убежал глубже в комнату. Отец за ним, тот увернулся и выскочил на крыльцо. Отец тоже вышел. И тут вся толпа начала на него кричать: «Ты зачем, Николай, его вытащил? Пусть бы он сгорел, сумасшедший дурак! Теперь он еще и нас подожжет!» Правда, кидать его в огонь обратно не стали, дали отойти и сесть смирно поодаль.

Уже через несколько лет нам рассказали другую жуткую историю, из которой я поняла, что виновника-поджигателя вообще-то могли и затолкать обратно в горящий дом.

В этой истории тоже фигурировал пожар, произошедший много лет назад в деревне Яблоневке, расположенной на противоположном берегу.

Пожар случился летом, в страшную сушь, когда вся деревня была на покосе. Виновата была одна бабка, почему-то оставшаяся дома и вздумавшая ставить самовар. Что-то она там сделала не так, отчего вспыхнула солома, а от соломы огонь пошел на ее дом, и так как был сильный ветер, то пламя перекинулось и на другие дома. Сгорела вся деревня, потому что, пока люди бежали с сенокоса, разгорелось так, что тушить было без толку.

Так вот, ту бабку деревенские кинули в огонь. Во всяком случае, в этом их обвиняло поголовно все население округи, хотя следователь вынес вердикт: «Сама с горя прыгнула». Однако ртов людям, как известно, не заткнешь, и жуткая история до сих пор пересказывается на берегах озера именно в самом кошмарном варианте.

Но нашего сумасшедшего никто не тронул – он так и просидел в сторонке до вечера, пока догорал его дом.

Вечером вернулась баба Оля. Она вошла в деревню с другой стороны, и там ей кто-то сказал про случившееся несчастье. Я помню, как она шла с того края деревни и дико, по-звериному, выла в голос. Стояла гробовая тишина, все попрятались, и только она брела по пыльной дороге, и висел в воздухе этот чудовищный вой.

Потом я видела, как она сидела рядом со своим сумасшедшим сыном у пожарища и тихо плакала.

Поздно ночью приехала каким-то образом пробравшаяся через болота пожарная машина, видно, ее вызвал кто-то с другого берега озера, где была телефонная связь. Машина опустила в озеро длинную кишку и залила остатки дымящихся головешек.

На машине прибыли два милиционера. Они связали сумасшедшего, запихнули его куда-то в недра пожарной машины и увезли в город. Баба Оля оставалась в деревне еще несколько дней, продала свою полуразвалившуюся баньку за десять рублей, да еще моя мама дала ей сколько-то денег, да соседки дали на дорогу еды.

А потом она ушла куда-то по дороге на Криново, говорят, в какую-то деревню, где у нее была дальняя родня.

Через некоторое время приехал следователь, и все давали показания, что, мол, да, это был поджог, сильно пахло керосином. Сына бабы Оли судили, признали невменяемым и заперли опять в сумасшедший дом.

Конец этой истории стал нам известен через несколько лет, и был он еще более ужасным. Поджигатель сидел-сидел в психушке, а потом его снова выпустили. Он разыскал свою мать, которая к тому времени поселилась где-то в маленькой комнатке, куда ее пустили из милости. Мать его приняла и впустила к себе. В ту же ночь он ее и убил. Его опять схватили и запихнули в сумасшедший дом, на этот раз до конца жизни.

Вообще, наша деревенская история изобилует всякими рассказами, передаваемыми из уст в уста, – такими красочными и причудливыми, что иной раз приходится относиться к ним скорее как к мифам или легендам.

Пример тому – сказание о кладе, закопанном в подполе одного из домов нашей деревни.

Начались эти события в 1905 году, в эпоху первой русской революции, когда в деревню с японского фронта вернулся уволенный в запас матрос Прошка. Война с японцами была, как известно, в народе крайне непопулярна, в войсках шла сильная противоправительственная агитация, революционные настроения носились в воздухе, и нашего деревенского Прошку это весьма и весьма затронуло.

Он прибыл домой, воодушевленный идеей о том, что помещики, капиталисты и попы – это враги трудового народа и что экспроприаторов следует экспроприировать. Из этого он сделал простейший и совершенно для него очевидный вывод: решил ограбить церковь, стоявшую на другом берегу в деревне Волье. Нашел троих дружков и успешно выполнил задуманное.

Много ли он в той церкви взял – неизвестно. Могла ли быть очень богатой в то время деревенская церковь? Вряд ли. Но кое-какая добыча, похоже, все-таки им досталась. Говорили про серебряный крест с синими камушками и еще про какое-то добро. Поделили мужики это добро и разошлись по своим деревням. Как гласит легенда, именно с этих неправедно нажитых денег и пошло богатство этого самого Прошки.

Прошка, прибыв в Булавино, отгрохал себе хороший дом (его дом и до сих пор самый большой в деревне, даже несмотря на то, что сейчас москвичи-дачники с хорошими заработками понастроили себе очень приличные коттеджи). Он женился, купил себе несколько коров и лошадей, остатки клада закопал в подполе дома и начал жить-поживать.

Мужик он был трудолюбивый, и благосостояние его росло и росло. К моменту коллективизации он уже был вполне полноценным кулаком: шесть лошадей, несколько батраков – словом, все как положено. Кроме того, все помнили, что под домом у него закопаны остатки клада. Конечно, на него донесли, и он был раскулачен. Донес на него наш милейший сосед Пал Саныч, которого за это сделали председателем колхоза.