Анатолий Эйрамджан - С миру по нитке

Бывшие чекисты (а именно они открыли это первое в стране частное сыскное агенство) записали все необходимые данные, Люся заплатила внушительную по тем временам сумму и контора заработала. Дня через три они позвонили мне (для контакта мы оставили мой номер телефона) и вызвали для получения результатов 3-х дневной слежки. Материал был очень безобидным – Костя целыми днями возил пожилого отца по поликлиникам и аптекам, сам выезжал в магазины и ночевал в квартире своих родителей. Этот отчет я с радостью занес Люсе и сказал, что все подозрения, что он ушел к женщине или к мужчине (и такие были у нее подозрения) оказались несостоятельными. В какой-то мере отчет этот успокоил ее, а через два дня меня опять вызвали в сыскное агенство и на этот раз из отчета явствовало, что у Кости все же есть женщина – он встретился у магазина со стройной блондинкой, проводил ее до дома, в подъезде они целовались и когда он шел к машине – она провожала его взглядом из окна лестничного пролета и он помахал на прощание ей рукой.

– Кстати, хорошо, что Гурченко сегодня не пришла с вами, – сказал вдруг сыщик.

– Почему? – от удивления ничего другого не смог сказать я.

– Потому что от соседей дома, где живут родители объекта мы узнали, что он ее муж. У вас есть возможность для маневра.

Профессионалы всегда остаются профессионалами – никакой макияж, темные очки, старое пальто и вживание по системе Станиславского народной актрисы СССР в роль горянки не обманули старых чекистов.

А передо мной встал нелегкий вопрос – что делать с этим отчетом? Что Люсе его давать нельзя – было ясно однозначно.

Это могло вызвать новое цунами ее переживаний с малопрогнозируемыми последствиями. И в то же время я не имел никакого права распоряжаться этим отчетом по своему усмотрению, например, уничтожить его. И потому я отнес этот отчет матери Люси и отдал ей, сказав, что не считаю нужным показывать его Люсе, но она может решить этот вопрос на свое усмотрение.

Ознакомившись с отчетом, Елена Александровна согласилась со мной, что отчет показывать Люсе сейчас не стоит. А вот попозже... там видно будет. На этом и закончилась эта эпопея с частным сыском, о котором Люся написала в своей книге «Люся, стоп!», не назвав меня там по имени. Приведу этот отрывок.

«Кажется, мои отчаянные и спотыкающиеся «речи» о лицемерии и предательстве человек, который был со мной у детектива, записывал на диктофон. У меня не было сил на то, чтобы остановить его. Не было сил. Он точно понял, что в моем состоянии мне будет не до этого. Ведь меня так легко обвести вокруг пальца. Почему бы не послушать в компании речи одураченной кинозвезды. Такой рассказ!»

Оставляю это на ее совести.

Как-то в период, когда я взял на себя почти все хозяйственные функции Кости – тащил из химчистки огромный ковер, привозил ей, застрявшей на дороге, канистры с бензином, менял колеса, сдавал их в ремонт, водил ее в Дом Кино на премьеры и в Кремлевский Дворец съездов на банкеты, короче, развлекал и отвлекал от плохих мыслей – она вдруг рано утром позвонила мне:

– Я поняла, почему ты так возишься со мной!- сказала она без обиняков.

– Почему? – еще не совсем проснувшись, спросил я.

– Потому что ты пишешь книгу обо мне! – выдала мне Люся.

Спросонья я могу быть раздражительным и потому я ей сказал:

– Люся, откровенность за откровенность. Знаешь как мы со Славиком (моим вторым режиссером на «Морячке») тебя называем?

– Как?

– Безумица!

Люся расхохоталась, извиналась за ранний звонок и инцидент был исчерпан.

А спустя полгода, когда острота потери Кости несколько притупилась и на горизонте замаячил мужчина в образе ее теперешнего мужа она в последний раз позвонила мне.

– Толя, ты знаешь, что Оксана целый день сегодня издевалась надо мной?

Я решил, что это Люсина шутка – моя жена Оксана чуть ли не боготворила Гурченко и Люся это знала.

– Да, да! – продолжала Гурченко, – Она весь день звонила ко мне и спрашивала: Это «Гипростроймонтаж?»

Я спросил у Оксаны:

– Ты звонила сегодня Гурченко?

– Нет, не звонила, – сказала Оксана.

– А куда ты звонила?

– Я звонила Тане, подруге, на работу, – сказала Оксана. – Но так и не дозвонилась...

– Таня работает в «Гипростроймонтаже»? – спросил я.

– Да, откуда ты знаешь?

– Понимаешь, Люся, – стал я объяснять Гурченко, – Оксана звонила своей подруге Тане в «Гипростроймонтаж» и по ошибке набирала твой номер. Машинально, так бывает со всеми...

– И ты этому веришь? – строго спросила меня Гурченко.

– Конечно, – сказал я. – Ты ведь знаешь, что она тебя любит. И потом она ведь знает, что Сережа (мой сын) установил у тебя определитель номера... так что, поверь...

Я пытался ее убедить, приводил веские доводы и тем самым совершал ошибку – надо было ответить ей сразу, как в прошлый раз – «Безумица!» Когда я понял, что ничего не помогает, я сказал ей:

– Ладно, Люся, если поймешь, что я тебе говорил правду, звони!

На том мы расстались и до сих пор не общаемся. И потому весточка в ее книге «Люся, стоп!», которую я прочел с большим опозданием (вскользь упомянутая «Морячка» и «нехороший» человек, с которым она пошла в сыскное агенство) меня очень огорчила. И пользуясь возможностью ответить ей в этих моих записках, я кричу ей:

– Безумица!

Эта кличка «Безумица» как ореол витает над ней, когда она стоит на вершине скалы, беспечно озирая окрестности и когда взбирается с моей помощью на дерево, чтобы увидеть костино лицо в квартире его родителей, и когда в образе «Лисы Алисы»

сидит в сыскном агенстве, и когда разыгрывает Славу Михайлова («одну ночь, ну пожалуйста!») и когда глядя на высветившийся на определителе номер моего телефона подозревает в бессмысленном издевательстве мою жену Оксану, и когда на целый месяц затягивает работу над «Морячкой» и когда пишет свою последнюю книгу, где конечно же, больше всего досталось Косте. И когда... и когда... Можно продолжать и продолжать. Всегда она «Безумица».

Но, как говорил Сенека, «не было еще гения без некоторой доли безумия!»

Вскоре после последнего звонка Гурченко я ехал по Волгоградскому проспекту и вдруг обратил внимание, что едущие следом неизвестные мне «Жигули» во всю мигают. Я остановился. Из «Жигулей» выскочил Костя и бросился ко мне с обьятиями.

– Толя, ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Ведь я теперь попал

совсем в другую среду. Я ушел от Люси без инструмента, без машины. Стал челноком. Езжу в Турцию, привожу барахло – жить ведь надо! Вот, старенькую машину купил. Но, с другой стороны, скажу тебе, все безумно интересно! Я сам себе хозяин, что хочу то и делаю... Друзья-челноки меня любят, уважают – я у них душа компании - никогда от себя такого не ожидал! Без меня ни один сабантуй в Стамбуле не обходиться – я у них тамада. Я играю им на синтезаторе, все балдеют, не знают ведь, что я музыкант-профессионал. Но все же тянет в ту жизнь, не с Люсей, нет, а опять заняться музыкой...