Анатолий Эйрамджан - С миру по нитке

– Сценария у меня нет, только заявка, – сказал я.

– Как же вы собираетесь снимать через две недели? – Гурченко рещила, что говорит с сумасшедшим.

– Сценарий готов у меня в голове. Хотите, расскажу. В двух словах, -попросил я.

– Рассказывайте, – разрешила Гурченко.

Я сбивчиво, торопясь рассказал ей сюжет: ее героиня массовик-затейник в парке, проводит конкурс « Где вы, таланты?» и вот на этот конкурс повадился ходить к ней один тип, который поет одну и ту же песню про морячку и хочет во что бы то ни стало получить главный приз. Рассказал все это одним духом и замолчал, сжавшись, как в детстве, когда запустил случайно мяч в соседское окно. Молчание длилось недолго.

– Пишите сценарий, Толя, – услышал я потеплевший голос Гурченко. – Я отменю свой отпуск, закончу пораньше озвучание и буду сниматься в вашем фильме. Мои папа и мама были массовиками-затейниками.

Вот так судьба, проведя меня мимо Лени Эйдлина с его, пока исправными «Жигулями», не дав мне позвонить паре-тройке актрис (в которых я не очень-то был уверен, но внес все же в список претенденток на эту роль), вывела меня на нужную цель, и, как мне кажется, очень удачную.

Гурченко привнесла очень многое в картину, начиная с бубна своей мамы, разнообразных шикарных нарядов (Паша Каплевич, как зелез в ее платяной шкаф, так и остался там на несколько часов, с трудом его вытащили оттуда, обалдевшего от всего увиденного), неожиданных придумок и кончая неизвестными мне детскими играми, вроде: « кто из вас не ходит хмурым, любит спорт и физкультуру? Это я, это я, это все мои друзья!» Кроме того, как-то находясь у нее дома я услашал песню, которую прослушивал на магнитофоне Костя Купервейс, ее муж, аккомпаниатор и композитор в одном лице.

– Что это за песня? – спросил я.

– Это Люсина песня, она ее сочинила, – сказал Костя.

– А есть еще? – спросил я.

– Сколько хочешь! – улыбнулся Костя и дал мне прослушать несколько песен.

Мы собирались пригласить на картину Раймонда Паулса, но услышав эти песни: «Се ту, се ту!», « Старушка божий одуванчик», « Я думала, что главное», « Я боюсь утечки газа» и др, я понял, что композитор у нас есть. Гурченко вместе с Костей сделали всю музыку к фильму, даже песню «Моя морячка» Гурченко чуть переделала, а стихи к песне, особенно второй и третий куплет они сочиняли вместе с Державиным. Я попросил Костю саранжировать для сцены репетиции в театре «Мою морячку» под Рей Коннифа, и они с Гурченко прекрасно сделали эту стилизацию, а вместо хора Рея Коннифа пела группа «Доктор Ватсон» -получился чистый Рей Конниф.

Мои друзья и знакомые, зная, что я выбрал на главную роль Гурченко выражали мне свои опасения: у нее, мол, скверный характер, она тебя до инфаркта доведет, не слышал, что она сделала с Тодоровским? И так далее. А один актер, в прошлом, говорят, любовник Гурченко, выезжая из ворот «Мосфильма» на своей машине, прокричал мне:

– Толь, не бери Люську! Она тебя доведет до точки, ты ее ударишь, она побежит к прокурору, отдастся ему и тебя посадят!

Крикнул он это все и уехал.

Вот с такими печальными прогнозами я приступил к работе над фильмом.

Но Гурченко, вопреки грозным предсказаниям вела себя как ягненок: подлаживалась под непривычный для нее скоростной процесс съемок (и я должен сказать, успешно), контактовала со всеми членами группы, подружилась даже с нашим продюсером Сержем Аллахвердовым (но даже ей он не выдавал деньги вечером, зато утром сам привозил к ней домой – он ее уважал), выполняла безропотно все мои указания и замечания, короче, мы все не могли нарадоваться на нее.

Я часто вспоминаю один случай: неугомонный Каплевич решил, что одну из песен Гурченко должна петь, находясь на вершине горы. Гурченко эта идея понравилась. Они стали искать подходящую гору в окрестностях Коктебеля и Каплевич, наконец нашел то, что искал. Мы поехали посмотреть. Гора оказалась скалой, напоминающей сахарную головку – на самой макушке была небольшая площадка, куда Каплевич решил поставить стул, который он и захватил с собой, чтоб сразу всем стало ясно, какая получиться картинка. Скала при первом взгляде на нее казалась неприступной, но оказалось, что за ней была еще одна скала, с которой при желании можно было переползти на эту скалу. Высота скалы была метров 70 не меньше. Я тут же, у подножья стал говорить, что мы не альпинисты, что эффект скалы мы можем получить безопасным способом и т.д., но воодушевленная Каплевичем Люся не хотела и слушать меня.

– Эта скала – то, что надо! Получится прекрасный кадр...

И, несмотря на мои протесты, все (Гурченко, Каплевич, Костя Купервейс и оператор Вадим Алисов) полезли на скалу.

Мне пришлось карабкаться вслед за ними. Я лез на скалу и продолжал их уговаривать, ссылаясь на то, что в прошлом я работал в институте техники безопасности и знаю, какие бывают несчастные случаи в ситуации, когда ничего опасного вроде и нет... А здесь опасность налицо... На этой площадке с трудом можно будет установить стул на все четыре ножки, а как Люся сможет сидеть на нем и петь, когда любое неосторожное движение – и нет Людмилы Марковны Гурченко... Смысл моих уговоров все, кроме Люси поняли тогда, когда добрались до этой вершины.

На крохотную неровную площадку Каплевич, находясь в лежащем состоянии, с трудом установил стул, на который должна была сесть Гурченко. Рядом с ним ползали оператор Вадик Алисов и муж Гурченко Костя Купервейс. Костя пытался держать вторую ножку стула. Совершенно спокойно взошла на эту плошадку и с интересом озирала самолетные дали одна только Людмила Гурченко. У меня сохранились 2 фотографии, запечатлевшие финал этого процесса.

Только когда к моим крикам присоединился и оператор Алисов, который сказал, что здесь негде поставить камеру и потому съемка невозможна, Люся царски сошла со скалы, а Костя и Паша сползли вслед за ней. Вот такая храбрая до безумства оказалась Гурченко.

И еще не могу не вспомнить еще один опасный эпизод во время съемок: мы снимали в цирке на Цветном бульваре песню к началу фильма. Люся с балетмейстером разучивала па, находясь посреди арены. И вдруг откуда-то сверху раздался крик:

– Ап! Ап!

Никто на этот крик не обратил внимание, а это «ап» на цирковом языке означает что-то вроде «внимание», «приготовились», а также и предупреждение об опасности. Через секунду после этого крика в 10 сантиметрах от Гурченко упал, пролетев расстояние от самого купола, довольно увесистый мешок с песком и взорвался, как бомба. У меня сохранилась видеосъемка этого происшествия. Если бы балетмейстер крутанул в этот момент свою партнершу в другую сторону -Гурченко попала бы под мешок.

Теперь немного о веселом. Павел Каплевич был мне сипатичен, но настораживала некоторая голубизна его поведения, не вяжущаяся никак с его крепкой фигурой атлета. Тем не менее мой институтский друг Артем, которого я взял с собой на эти съемки, сразу сказал про Пашу: «Петух!»