Юрий Ростовцев - Виктор Астафьев

После очередной ссоры с мужем Калерии Виктор выскочил из дома и тут столкнулся с квартиранткой из флигеля. Она была так напугана видом Виктора, что закричала, и это усилило общее смятение. Мария, выбежавшая тоже на улицу, повисла на нем, пытаясь успокоить. Это был настоящий нервный срыв. Виктор исступленно восклицал:

— Да что же это такое? За что-о?! Зачем я не подох, когда был беспризорником?.. Зачем меня не убило на войне? Н-ну, зачем? Зачем ты меня сюда привезла, скажи ты мне на милость?!

— Витенька! Милый мой! Любимый мой и такой несчастный. Я это… без вины виноватая… Наша семья была до войны дружная, хорошая. Разве я думала, что все так будет? Поезжай, родной мой, поезжай. Повидаешься со своими родными… Не все же за войну озверели. Поезжай, а потом приедешь. Когда приедешь, все будет хорошо, все наладится. Миленький мой, я не знаю, как тут без тебя буду? Да пусть хоть как, хоть умру, только бы тебе было полегче… Я тебя никогда не забуду. Я всегда буду любить тебя, ждать тебя, думать о тебе.

После этого конфликта как бы само собой сложилось, что Виктор окреп в своем давно копошившемся в глубине души решении поехать в Сибирь, в родную деревню. Пока он побудет со своей сибирской родней, она, Мария, здесь наладит жизнь и добьется, чтобы флигель был квартирантами освобожден.

Невысокая эта женщина, которая сама нуждалась в защите, тем не менее своей любовью оберегала Виктора Петровича.

Итак, возник такой эпизод в его жизни, когда он сказал себе: всё, хватит, я не могу жить в такой униженности и в такой тяжести.

Перед уходом из дома Корякиных, может быть, навсегда, он выкрикнул в пространство, ни к кому не обращаясь:

— Прощайте, не поминайте лихом!

И малодушно кинулся на вокзал. Он имел на станции знакомых (ведь некоторое время был дежурным по станции), взял себе билет. До отъезда еще оставалось несколько часов, когда его разыскала Мария:

— А ты знаешь, Вить, я тебя на самом деле не удерживаю. Ты хочешь поехать в Сибирь, к себе на родину? Ну, съезди, посмотри. Как уж там у нас получится — сам решай. Но вот мне сегодня дали премию, и я думаю, что мы с тобой, пока есть эти четыре часа, можем пойти в ресторан.

— Да ты что? Какой ресторан? Тут и ресторана, наверное, нет, — засомневался муж.

Конечно же он знал, что ресторан на вокзале есть, но не был готов к такому повороту событий. Когда они уселись за столик, к ним подошла официантка, оказавшаяся знакомой Астафьева: «Так ты, оказывается, выпиваешь? И с девчонками гуляешь! А на нас-то внимания не обращал»…

Мария в этом эпизоде, о котором она мне сама рассказывала, пожалуй, дала Виктору новое ощущение, которое не могло возникнуть в тесном, перенаселенном доме. С обитавшими в нем людьми — родителями, братьями и сестрами жены с их семьями — очень трудно, почти невозможно, было ужиться.

И к тому же — двое военных: простой солдат и капитан, которого привезла с собой Калерия. Здесь возникло непримиримое столкновение позиций, и в данном случае оно было неизбежным. Ведь Астафьев исповедовал окопную правду, разделял мнения и суждения солдат. А восприятие войны у офицера-штабиста оказалось совсем иным. Их совершенно разное положение на войне определило неприязнь друг к другу. Стычки в доме возникали естественным образом и постоянно.

…Здесь, в привокзальном ресторане, Мария, давая Виктору право поискать что-то в жизни, напомнила: они живут одной семьей, они — муж и жена, и она не хочет, чтобы он просто куда-то бежал, она пришла на вокзал, чтобы проводить его достойно. Вполне возможно, что она даже придумала тогда, что у нее премия.

Они сели, выпили бутылочку портвейна. Она его проводила.

Когда переписка между ними наладилась и у Марии появилась надежда на возвращение Виктора, в доме случилась беда: заболела Калерия, и заболела серьезно. Астафьев воспринял весть об этом с тревогой, как член одной со своей свояченицей семьи. Он спешит из Сибири, чтобы застать Калерию живой, чтобы поговорить с ней, чтобы помочь домашним. В таком его поведении усматривается воздействие того урока семейных взаимоотношений, который преподнесла Мария своему супругу при прощании. Можно это назвать и уроком настоящей любви, какую Мария испытывала к Виктору. Любви, граничащей с мужеством. Так можно охарактеризовать ее чувства, испытанные на прочность всей последующей жизнью.

Этот эпизод, на мой взгляд, характеризует взаимоотношения между Марией и Виктором очень сильно и точно. Хотя в повести «Веселый солдат» он может остаться для читателя и незамеченным в среде других поступков, порожденных не всегда объяснимыми движениями души героя, его «нервных» вспышек.

И все же… Мы знаем, что лирический герой «Веселого солдата» воспринимает преподанный ему урок и возвращается к своей семье.

То же произошло и в биографии Астафьева.

Уезжая, Виктор не обещал, что скоро вернется.

Вскоре после его отъезда квартиранты освободили флигель, и Мария принялась его ремонтировать, благоустраивать. На это ушел весь февраль 1946 года. Из Сибири шли письма, из которых Мария мало что могла понять о настроении Виктора, его планах. Зато она отвечала ему обстоятельно.

Сначала рассказала о том, как она организовала ремонт флигеля, какие сшила занавески. В другом письме сообщила о том, что отделилась от родительской семьи, начала обживать их первую собственную квартирку.

Из писем Марии Виктор узнал о тяжелой и опасной болезни Калерии. В середине марта он возвратился из Сибири.

«Забегаю по скрипучей лесенке наверх, в большую комнату и вижу: возле кровати, на которой лежит больная моя сестра, сидит Витя! Мой Витя! — пишет в своих воспоминаниях Мария Семеновна Корякина. — Какое-то краткое время пережила я грустную радость, что вернулся мой долгожданный муж, обнялась с ним накоротке, над сестрой склонилась, спрашиваю о самочувствии. А она кивнула на табуретку, мол, посиди, и стала говорить о том, какой хороший человек мой Витя, вот из Сибири, из такой дали, привез ей брусники, такой вкусной, такой приятной. Она поела немножко, и вроде даже полегчало маленько.

— Спасибо, Витя, — сказала она, погладив его руку. — Спасибо! Ты на обед? — обратилась она ко мне. Я кивнула. — Ну, тогда идите: у тебя перерыв, Витя с дороги. Идите к себе, а вечером заходите посидеть… — и прикрыла глаза, отвернулась.

Мы пока не пережили бурной радости от встречи. Когда разогрелась овсяная каша, поели, попили чай с медом, который нам недавно выписали в горпромсоюзе — отоварили талоны на сахар. Я заспешила на работу, не чувствуя, чтоб меня удерживали, посмотрела на Витю с улыбкой, ожидая ответной, он кивнул и стал приглядываться к жилью: подушки на кровати пощупал, в окна поочередно посмотрел, половичок поправил…»