Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

Но великодушие ни разу не изменило Багратиону. Он продолжал заботиться о жене и брал на себя нелегкую миссию переговоров с тещей, раздраженной безудержным мотовством дочери, хлопоча, чтобы та погасила ее долги. Денег и только денег постоянно требовала Екатерина. На этой почве возникали беспрестанные недоразумения, тяж­бы, займы, продажи, закладные, что грузом висли на шее Багратиона. Даже десять его генеральских заработков не смогли бы удовлетворить расточительную красавицу. Но что было делать? В его представлении женщина, носящая его фамилию, продолжала оставаться нераздельным с ним существом. «Однако она жена моя, и я ее люблю конеч­но». В этой фразе весь Багратион. Нет ни одной ситуа­ции, в которой он повел бы себя не как настоящий муж­чина и рыцарь.

Долго и отчаянно звал Багратион жену в Россию. Он бомбардировал ее письмами с таким упорством, что даже знакомые уговаривали Екатерину Павловну черкнуть мужу хоть строчку. Иногда Екатерина Павловна удо­стаивала Багратиона ответом. Легко представить, каким напряжением воли удавалось смирять гордому кавказцу самолюбие, чтобы просить посредников склонить княгиню к возвращению домой. В ответ она жаловалась, что больна, а посему принуждена лечиться в Европе. Однако громадные суммы расходов свидетельствовали о том, что княгиня Багратион в высшей степени здорова и полна энергии. Светские знакомцы, впрочем, не отказывали се­бе в удовольствии осведомиться у Петра Ивановича о самочувствии жены...

Не раз Багратион собирался к Екатерине сам, но то окаянное безденежье, то военная кампания рушили его планы.

Тем временем княгиня Багратион без особого труда завоевывает австрийскую столицу. Самая модная, блестя­щая, заставляющая о себе говорить женщина. «Ее туалеты и экипажи отличаются неслыханною оригинальностью», — заносит в свой дневник княгиня Мелания Меттерних. Но не это выдвигает Екатерину Багратион в ряд самых при­мечательных личностей, осевших в Вене. Ее салон сделал­ся оплотом антинаполеоновского влияния. Ненависть к диктатуре, установившейся во Франции, стала толчком к совершенно новой сфере деятельности. Екатерина Павлов­на как бы заступила на негласный дипломатический пост, объединив вокруг себя весьма влиятельных и авторитетных европейцев — противников Наполеона.

Под воздействием энергичной, умевшей вербовать себе сторонников княгини подверглось бойкоту французское по­сольство в Вене. Из ее дома распространялась антифран­цузская пропаганда. «Тут составлялись заговоры против лиц, стоявших у власти, — пишет свидетель тех собы­тий, — здесь зарождались оппозиционные страсти... В ре­зультате горсть русских галлофобов заняла в Австрии по­ложение влиятельной партии».

Знаменитый француз — историк Вандаль, посвящен­ный в тонкости и хитросплетения светско-дипломатической жизни в Европе, указывал совершенно конкретно: «В от­крытой против нас кампании главным помощником Ра­зумовского (русского посла в Вене. — Л.Т.) была жен­щина, княгиня Багратион. Княгиня на деле играла в поли­тике ту роль, о которой в то время мечтали многие рус­ские дамы высшего света»...

Надо сказать, что эта роль ей вполне удалась. Во многом разделяя те чувства, что владели ее соотечествен­никами в эпоху наполеоновского нашествия, княгиня Ба­гратион не упускала случая подчеркнуть свою принадлеж­ность России. В 1815 году, во время Венского конгресса, она устроила грандиозный бал в честь императора Алек­сандра I, который называл очаровательную соотечествен­ницу «интимным другом».

Видимо, к этому времени относится и следущее свиде­тельство: «Тайным агентом России называли, например, красавицу княгиню Екатерину Багратион, умную и ловкую интриганку, но женщину в высшей степени легкомыслен­ную; император Александр бывал у нее по вечерам и во время этих посещений, затягивавшихся до позднего часа, выслушивал интересовавшие его сообщения».

После 1815 года княгиня Багратион перебралась в Па­риж. Войдя во вкус, свой роскошный особняк на Елисейских полях она сделала средоточием политических секре­тов. Донесения тайной полиции, посчитавшей нужным подкупить слуг княгини, как нельзя лучше свидетельству­ют о том, что верная себе Екатерина Павловна удачно со­четала интересы, так сказать, общественные и личные.

«Сегодня утром, — сообщается в донесении от 27 мая 1819 года, — прибыл из Брюсселя курьер к генералу Поццо ди Борго, русскому послу. Княгиня Багратион ожидала с этим курьером письма, но, по-видимому, ничего не получила. Эта дама очень известна в высшем обществе, благодаря своим политическим связям и кокетству. В по­недельник вечером, довольно поздно, ушли от нее два по­ляка, и один из них, граф Станислав Потоцкий, вернулся обратно. Подобные проделки случаются часто, и героями их бывают то один, то другой, т.е. княгиня очень перемен­чива. У нее бывают личности всякого рода и придвор­ные...»

К личностям «всякого рода» доноситель мог бы спо­койно отнести всех знаменитостей Парижа, таких как Стендаль, Бенжамен Констан, де Кюстин, звезд художе­ственного и музыкального мира и даже греческую короле­ву. Екатерина Павловна по-прежнему умудрялась возбуж­дать к себе всеобщий интерес. В бумагах Бальзака есть запись о том, что читающая публика признала в одной из его героинь «дочь холодной России, княгиню Багратион». Вероятно, ее экзотическая фамилия в какой-то степени тоже способствовала этому. Грузия лишь в 1801 году стала частью Российской империи. И княгиня Багратион как бы несла на себе знак таинственной земли, родом из которой был ее знаменитый муж. В память о нем в селе Кожино под Арзамасом она распорядилась поставить церковь.

Можно сказать точно: Петр Иванович тоже, несмотря ни на что, не забывал ту, с которой стоял перед алтарем Гатчинской церкви. Незадолго до гибели он заказал ху­дожнику Волкову два портрета: свой и жены. Воистину у каждого сердца — своя загадка...

* * *

Время щадило Екатерину Павловну. Остались воспомина­ния современников о том, что и в тридцать лет у нее была фигура пятнадцатилетней девушки. Уже в 30-х годах она вышла замуж за английского генерала Карадока, но скоро с ним рассталась, не пугаясь подступавшего одиночества.

Умерла княгиня Багратион в весьма преклонном воз­расте в 1857 году. Маленькая заметка из французской газе­ты, опубликованная в России, сообщала, что княгиню похо­ронили в Венеции. Вероятно, она туда перебралась, как и все русские, покинув по требованию властей Париж во вре­мя Крымской войны. По другой версии, Екатерина Пав­ловна окончила свои дни в Париже. Но могилы не сохрани­лось. Быть может, она уничтожена, как «беспризорная».

Слишком долго сюда никто не приходил...