Константин Кунин - Магеллан

Теперь все по-другому. Исчезло мучительное ощущение, что где-то зреет заговор и он бессилен что-нибудь сделать, чтобы предотвратить взрыв. Главные вожаки обезврежены, остальные устрашены. Во главе всех кораблей стоят верные люди, близкие друзья: «Викторией» командует Дуарте Барбоса, «Сан-Антонио» — Альваро де Мескита, а «Консепсионом» — Хуан Серрано. Твердой и уверенной рукой вел теперь Магеллан эскадру к югу на поиски пролива. Когда «Тринидад» выходил в открытое море, Магеллан в последний раз окинул взором бухту. На сером прибрежном песке еще видны были следы испанского лагеря, канавы, столбы, кучи мусора. На маленьком островке темнела землянка де Картагена и священника. И над всей бухтой господствовала стоявшая на высоком холме виселица, которую так и не пришлось пустить в дело [60] Интересно, что виселица эта стояла еще в 1578 году, когда бухта Сан-Хулиан сделалась местом новой трагедии. Английский пират и путешественник Френсис Дрейк, совершивший второе кругосветное плавание, остановился в этой мрачной бухте для того, чтобы судить за измену своего ближайшего помощника Томаса Даути, занимавшего на корабле примерно такое же положение, как и де Картагена. Даути было предложено или вернуться в Англию, чтобы там подвергнуться суду, или остаться в Сан-Хулиане. Даути выбрал второе и, подобно де Картагена и де ла Рейна, был навсегда оставлен в Сан-Хулиане. .

Командир распорядился держать курс на юго-запад, не теряя из виду берегов.

26 августа корабли добрались до реки Санта-Крус, открытой Хуаном Серрано во время плавания «Сант-Яго».

На реке Санта-Крус корабли пробыли почти два месяца: чинили мелкие повреждения, запасались дровами, провизией и водой.

Возможно, что Магеллан недостаточно хорошо подготовил эскадру к плаванию во время стоянки в бухте Сан-Хулиан, если понадобилась такая длительная стоянка в устье реки Санта-Крус. Вероятнее всего это произошло потому, что в бухте Сан-Хулиан была не очень хорошая питьевая вода. Кроме того, за зиму испанцы истребили вокруг все деревья, так что пришлось бы таскать дрова издалека. Немалую роль сыграло, конечно, и желание Магеллана как можно скорее покинуть мрачную бухту, оставившую столь недобрую память у всех участников плавания.

На корабле было много больных. Тяжелая зимовка не прошла бесследно. То на одном, то на другом корабле приспускали флаги, чтобы с молитвами опустить в море умерших.

Магеллан упорно искал пролив. Он и здесь не упустил случая и приказал обследовать все устье. Но все было безуспешно.

18 октября, перед отправлением в дальнейший путь, Магеллан сообщил капитанам свое решение обследовать побережье далее на юг, вплоть до 75° южной широты. Если и там не удастся обнаружить пролив, Магеллан собирался найти защищенную от ветров бухту, задержаться там, чтобы починить и заново прошпаклевать корпуса кораблей и поправить снасти. Потом Магеллан думал круто изменить курс, поплыть на восток и восток-северо-восток, с тем чтобы, обогнув мыс Доброй Надежды и остров Сан-Лоренсо (так называли тогда Мадагаскар), попасть этим путем к Молуккским островам.

В тот же день поплыли дальше, но тотчас же поднялся сильный шторм. Боясь, что корабли могут налететь на скалы, Магеллан ушел в открытое море.

Лишь 21 октября корабли вновь подошли к земле.

Все та же низменная, поросшая травой равнина простиралась перед ними. Но невдалеке выступал невысокий мыс, а дальше широкая полоса воды уходила куда-то на запад.

Эскадра обогнула мыс.

С корабля «Тринидад» раздалось два выстрела. Потом на корме его задымили три смоляных факела. Это был условный знак. На всех кораблях убрали паруса и бросили якоря.

Никто из моряков не верил, что эскадра добралась до пролива. Все говорили, что корабли стоят у входа в узкий и очень опасный залив.

Но Магеллан был уверен, что перед ним долгожданный пролив. Веселый и помолодевший, слегка прихрамывая, ходил он по кораблю, подшучивая над маловерами, громким и внятным голосом отдавал приказания.

Антонио Пигафетта пишет: «Весь экипаж был совершенно уверен, что этот пролив не имеет никакого выхода, и не подумал бы искать его, если бы не большие познания капитана-командира. Этот человек, столько же сведущий, сколько и мужественный, знал, что ему придется идти по весьма извилистому проливу…»

Магеллан послал на разведки «Сан-Антонио» и «Консепсион», а сам остался ждать их возвращения. Корабли ушли на запад. Ночью разыгрался шквал.

Ветер погнал «Тринидад» и «Викторию» вперед — туда, где виднелись угрюмые скалы, казалось, замыкавшие залив. Уже слышался рев буруна. Угроза гибели нависла над кораблями. Многие бросились к лодкам.

Но окрик Магеллана остановил их.

Магелланов пролив. На этом рисунке, как и на многих картах того времени, север — внизу, а юг — наверху. Рисунок в рукописи Антонио Пигафетты.

— Друзья, вот спасение! — воскликнул командир.

Вправо, за поворотом, виднелся узкий пролив, окаймленный высокими скалами. Корабли устремились туда. Здесь можно было переждать бурю, укрывшись от ветра за скалами.

Стемнело. «Сан-Антонио» и «Консепсион» не возвращались. Прошла ночь. На «Тринидаде» и «Виктории» начали беспокоиться. Прошел день. Магеллан тревожно вглядывался в даль, но уходившая на запад полоса воды была пустынной. Опять настала ночь.

Теперь Магеллан был почти уверен в гибели своих кораблей. Молча ходил он по палубе, вспоминая людей «Сан-Антонио» и «Консепсиона». Еще один день прошел. Моряки видели дым, тянущийся откуда-то из-за гор. Сначала думали, что костры жгут потерпевшие крушение товарищи. Но к вечеру дымки потянулись с севера, юга и запада. Магеллану стало ясно, что моряки «Сан-Антонио» и «Консепсиона» не могли зажечь столько костров. Он понял, что эти огни зажжены какими-то туземцами.

В третий раз настала ночь. Магеллан не спал. На спасение кораблей, ушедших на запад, не оставалось никакой надежды. Гибель «Сан-Антонио» и «Консепсиона» означала бесславный конец всей экспедиции… То, чего не удалось сделать трусам и предателям в бухте Сан-Хулиан, сделал свирепый шквал…

Внезапно юнга с мачты «Тринидада» крикнул: «Корабли впереди!»

Вскоре два корабля, которые считались погибшими, подходили к флагманскому кораблю. Корабли шли под всеми парусами, они были расцвечены пестрыми флагами.

Магеллан крикнул: «Пушкари, стреляй!»

Приветственный залп пронесся над морем. С «Консепсиона» и «Сан-Антонио» раздался ответный салют. На флагманский корабль поспешили лодки.

Хуан Серрано и Альваро де Мескита, веселые и оживленные, вбежали на палубу «Тринидада».