Борис Ресков - Усман Юсупов

Тот же знак ставится в начале следующего раздела. Юсупов пишет: «Ликвидация неграмотности, обязательное изучение русского языка. Для этого: укрепить органы народного образования коммунистами!!!»

Общие же итоги, с которыми республика пришла к съезду, позволили делегатам не без гордости за то, что было сделано народом, записать в резолюции по докладу, с которым выступил Юсупов: «Вооруженные ленинской теорией о возможности перехода отсталых стран с помощью победившего пролетариата передовых стран к социализму, минуя этап капиталистического развития, трудящиеся Узбекистана под руководством Коммунистической партии, при помощи передового русского рабочего класса быстро преодолели свою экономическую и культурную отсталость и превратили Узбекистан из аграрно-сырьевого придатка царской России в цветущую передовую социалистическую республику, равную среди равных в великом созвездии могучего и непобедимого Союза Советских Социалистических Республик».

Война уже заявила о своем приближении первым, пока отдаленным раскатом грома. Только закрылась первая сессия Верховного Совета Узбекистана, депутаты еще не разъехались по домам, — Юсупов одну за другой принимал делегации областей, когда ему стало известно о боях у озера Хасан. Конечно же, понятно было, что японских вояк — их называли, вкладывая в слово презрительный оттенок, самураями — интересовал не пустынный участок территории у Хасана, а прочность советских границ и Красной Армии. То была первая предпринятая врагами разведка боем.

Юсупов более, чем другие, был в курсе военных событий. Бои шли ожесточенные. Он и не сомневался, что враги хорошо вооружены, солдаты их натасканы. В сражение вступила наша авиация. Японские части начали отступать на маньчжурскую территорию, Юсупов с тревогой ждал сводок: введут ли японцы новые войска? Нет, они убрались, как написали вскоре наши газеты, поджав хвост.

События у Хасана бурно переживались всеми. Еще не было сообщено о победе, когда Юсупов собрал у себя ответственных работников ЦК и вновь созданного Совнаркома. Френч его более чем когда-либо напоминал военную куртку. Над накладным карманом алел эмалевый флажок с золотыми буквами — знак депутата Верховного Совета СССР. До начала совещания кто-то заговорил о Хасане, и сразу же в беседу включилось несколько человек, завязался даже небольшой спор о новых видах оружия. Поглядывали выжидательно на Усмана Юсуповича: он-то знает больше. Юсупов встал за столом, поднял ладонь.

— Товарищи, — он начал, как всегда, негромко, — поговорим, посоветуемся о главной задаче сегодняшнего дня, — и бросил в напряженную тишину как призыв: — Это хлопок! Убрать урожай нужно до последней коробочки. Вот наш, узбекский вклад в оборону Советской страны, вот наш ответ врагам.

Говорил это и думал: не забыть дать задание помощнику — основательно подготовить материал об усилении оборонно-массовой работы среди населения.

В том году Узбекистан вышел на первое место в мире по урожайности хлопка.

По вечерам над листвой парков, уже посеревшей от зноя, плыл в густом теплом воздухе паточный голос Вадима Козина — непонятное, как все, что относится к моде, увлечение молодежи, которая, впрочем, с гораздо большим энтузиазмом распевала не приторно-сладкие козинские романсы, а бодрые боевые песни из кинофильмов. Юсупову нравилось, когда его ребята ставили на патефон пластинки Леонида Утесова или «Веселый ветер», но случалось, из-за соседних оград неслось бесконечно повторяемое: «Брось сердиться, Маша…» Патефоны были в большой моде. Их выпускали даже складными, чтоб можно было брать с собой на прогулку, и Юсупов, замечая парня в широченных коломянковых штанах, который держал под локоток подругу, неся в другой руке обтянутый красным дерматином громоздкий чемодан, говорил шоферу:

— Вот какие пошли молодые люди, посмотри: без музыки вроде жить не могут совсем.

Что ж, молодежь, как обычно, удивляла: и увлечения, и образ жизни, и тенденции века она доводила порой до крайностей, но была в юношеском максимализме положительная сторона: недостатки выпячивались, становились зримыми.

Утром Юсупову доложили, что в Фергане, где проходила комсомольская конференция, шести коммунистам, уйгурам по национальности, предложили покинуть зал заседаний. Мандатная комиссия заподозрила, что у этих людей могут быть родственники за границей, в Синьцзяне. Юсупов рассвирепел. Он продиктовал секретарю текст телеграммы, запретив менять хотя бы слово: «На каком основании вы, беспартийные сопляки, выводите коммунистов из конференции? Опомнитесь! Что вы делаете? Юсупов».

Телеграмма, как велел Юсупов, была зачитана с трибуны вслух. Коммунистов пригласили в зал, извинились, немедленно доложили об этом Юсупову. Он рассеянно выслушал сообщение помощника. Голова была занята иным: нельзя так. Нет. В сейфе лежала бумага, не анонимная, с подписями, обвиняющая двух видных инженеров во многих смертных грехах. К заявлению было приложено и техническое обоснование вины «вредителей»: они, оказывается, предлагали построить плотину и водохранилище, которое — если плотина рухнет, разумеется, — выльется на город и уничтожит его. Уже звонили несколько раз по поводу этой бумаги.

Юсупов снял трубку, сказал коротко, что займется расследованием сам.

Вновь принял он ответственность на себя и вновь не ошибся: оба инженера отлично трудились много лет, а плотина оказалась сверхпрочной.

И вновь напрашивается сравнение с полководцем. Области деятельности гораздо более близкие, чем кажется на первый взгляд, потому что ни штурмом Зимнего, ни штурмом Перекопа революция не завершилась. Она продолжалась; стал иным лишь характер сражений, но миссия полководца, обязанного принять единственно верное решение, принять на себя ответственность за успех дела, за истраченные силы и средства, за судьбы людей, а нередко — всего народа, за будущее, остается неизменной. Именно поэтому партийным руководителем становится тот, кто видит дальше других, кто смел не безрассудно, а потому, что сумел раньше других взвесить все «за» и «против» и, говоря все тем же партийным языком, вовремя поднять нужный вопрос.

Юсупов не просто обрадовался почину папских колхозников, проложивших канал Лянгар, но и загорелся душой, почуяв начало знаменательных событии.

— Поднимем людей, тысячи, десятки тысяч. Устроим всеузбекистанский хашар. — Даже в окружении юсуповском не всем еще было понятно, что он имеет и виду, хотя о древнем обычае — хашаре, когда вся сельская община собирается вместе, чтобы за одни день построить глиняный дом для бездетных стариков или перекинуть мостки через горный поток, знали хорошо.