Владимир Голяховский - Американский доктор из России, или История успеха

В Панаме всего два миллиона жителей, из них 25 процентов заняты на работе на канале. Своей валюты нет — в ходу американские доллары. Главная статья доходов — пошлина за прохождение канала: с каждого корабля берется по 20–30 тысяч долларов. Другой источник — наоборот, беспошлинная продажа товаров в зоне канала. Само собой, процветает всякого рода спекуляция, совершается много грязных торговых сделок, в том числе с наркотиками. Неудивительно, что в Панаме постоянно происходят смены политической власти.

Мало кто в Панаму заглядывает, большинство туристов видят лишь канал во время круизов на океанских кораблях. Поэтому мне было интересно побывать в этой стране.

Три дня, что я был на конгрессе, я выезжал на канал. Тогда он контролировался американской охраной (позже его передали панамским властям). Как завороженный, я смотрел на гигантские шлюзы, по которым буксиры тянули океанские лайнеры и огромные нефтяные танкеры. Даже по прошествии восьмидесяти лет канал производил неизгладимое впечатление: создать такое чудо под силу только Америке.

Из города Панама на машине мы поехали на север страны, в городок Давид, на границе с Коста-Рикой. Там я должен был делать операцию. Дорога пролегала через джунгли, попутные, машины встречались редко, зато попадалось много непуганых зверей. Мы сделали только одну остановку.

— Владимир, хочешь увидеть русскую церковь? — спросил Уолтер.

— Русскую церковь? У вас в Панаме?!.

Действительно, на краю тропического леса, у жаркой тихоокеанской лагуны, стояла небольшая церквушка в типичном русском стиле, с верхушкой-луковкой и крестом. Никак она не вязалась с таким фоном, но — стояла же! Рядом был маленький отель и ресторан. Хозяин вышел нам навстречу: крепкий, смуглый, с большим крестом на волосатой груди. Когда я заговорил с ним по-русски, он опешил:

— Откуда ты? Кто ты?

Уолтер хохотал, наблюдая эту фантастическую сцену. Первым делом хозяин, чисто по-русски, достал из заморозки две заледенелые бутылки водки и разлил всем по стакану:

— Эту водку мне привез русский епископ из Москвы на открытие моей часовни.

Жара стояла дикая, но пришлось выпить: нельзя обижать человека, который годами не может ни с кем поговорить по-русски. Под второй и третий стакан с хорошей закуской он рассказал:

— Я сын русского морского офицера, родился в Маньчжурии. В России сам никогда не был, но вырос настоящим русским мужиком, потому что в семье крепко держались за родной язык и традиции. Потом я плавал вокруг света, а на старости лет решил осесть здесь, завел себе ресторан с гостиницей — так жить веселей. А часовню построил в память об отце. Об этом узнали в Москве, приехала делегация Синода, чтобы ее освятить, привезли ящики с водкой. Мы с ними здесь неделю пьянствовали — ну и крепко же пьют ваши попики!

Не знаю, как попики, но я проспал на заднем сиденье машины весь остаток пути.

Госпиталь города Давид расположен в одноэтажном кирпичном здании, неплохо оснащен, однако инструменты для операции я предусмотрительно привез с собой. Мы оперировали с двумя местными хирургами, группа докторов из соседних городков приехала посмотреть на новую операцию. Она была долгая и тяжелая, притом надо было все объяснять. И, хотя кондиционер работал на полную мощь, мозги мои раскалились так, что, закончив операцию, я сразу полез, как бегемот, в бассейн у дома хирурга и долго не хотел оттуда вылезать.

На другой день на маленьком самолете я перелетел над джунглями обратно в город Панаму. Было еще одно дело: на тысячу долларов, которые я заработал за операцию, я хотел купить в беспошлинной зоне Канала подарок нашей невестке Линде — скоро ей рожать девочку, нашу внучку. С женой одного из докторов, китаянкой, мы поехали в китайские ювелирные лавки, где она знала всех. Это мир, в котором нужно держать ухо востро, и не только ухо, но и карман. Но с моей сопровождающей лавочники говорили дружески, и мне удалось выгодно купить Линде серьги с крупным жемчугом.

В американских госпиталях отцам разрешается присутствовать при рождении детей, и не только отцам, но и другим ближайшим родственникам. И они ходят на роды, как на спектакль. Какой в этом смысл, я не понимаю. В России отцы не видят не только роды, но несколько дней не видят своих детей и жен. Я приносил в роддом Ирине продукты и обменивался с ней записками через санитарку. Наш сын раздумывал: следовать ли ему американской традиции? Несколько дней накануне исторического события он звонил нам каждый час. И вот 18 апреля 1993 года, в пятнадцатую годовщину со дня нашего приезда в Америку, родилась наша внучка. Родители назвали ее красивым американским именем Кортни. Мы с Ириной приехали к ним с работы. По дороге я заказал корзину цветов — от сына (он от волнения все позабыл) и вручил молодой матери коробочку с серьгами, а молодой отец вдел их ей в уши, приговаривая:

— Это настоящий жемчуг!

Когда привезли на первое кормление нашу Кортни, мы склонились над ней и с умилением вздохнули: начинался еще один этап нашей жизни, жизни дедушки и бабушки.

Время, когда я активно вел частную практику, — с конца 80-х до середины 90-х годов — совпало с золотым веком американской медицины. В этот период были достигнуты новые данные научных исследований, госпитали и офисы оснащалась новыми высокоэффективными препаратами, инструментами и аппаратурой. На этом фоне лечение быстро дорожало, доктора богатели. Медицина в США все больше становилась «рыночным продуктом», стоимость лечения как товара, диктовалась свободными законами рынка. И эта стоимость росла быстрее, чем общий национальный доход и инфляция. При росте цен на лечение увеличивалась и стоимость страховки от ошибок и осложнений, а это еще удорожало лечение. За прием в офисе доктора брали уже по 300–400 долларов, стоимость хирургических операций тоже намного возросла. Доктора, конечно, были довольны. Но такая дороговизна лечения все меньше соответствовала социальной структуре общества: все больше людей не имели страховок на лечение. Поэтому приспособление структур медицины к изменениям в обществе становилось одной из самых чувствительных социальных программ политической жизни Америки.

Президент Билл Клинтон чуть ли не на другой день после своей инаугурации в 1992 году начал интенсивную кампанию по реорганизации медицины (в основном, руками своей жены Хиллари). Идея была прямо-таки рыцарская: дать всему населению одинаковый доступ к лечению, для многих бесплатный. Доктора в нашем госпитале заволновались: как это отразится на заработках? Обычно довольно безразличные к любым политическим новостям, теперь они все чаще сбивались в группки и живо обсуждали последние сообщения: