Виталий Люлин - Когда усталая подлодка...

С приходом на судоверфь, наш замуля, коренной помор-архангелогородец, не преминул оседлать пропагандистского коня. Засандалил нам лекцию: «Северодвинск — зеркало индустриализации». Ничего не скажешь, знал, стервец, о чем говорил. Соловьем пел об этом самоедском крае. От возникновения Соловецкого монастыря, Архангельска, до строительства Молотовска.

— Триста лет Российская империя подбиралась к освоению этого края, а большевики освоили за двадцать. В 1918 году взяли власть в свои руки в Архангельске, а в 1938 году, уже был построен город Молотовск с гигантской судоверфью. Когда у товарища Молотова начались антипартийные проявления, его вывели из руководства партии, а город переименовали в Северодвинск. Под гениальным руководством Никиты Сергеевича Хрущева наш флот стал приобретать новое лицо. Усилиями вождя и умелыми руками северодвинских судостроителей в кратчайшие сроки мы наступили на пятки оголтелому американскому империализму. На его атомный «Наутилус» мы ответили «Ленинским комсомолом». Вот так вот!… — с этого начал замуля и еще два часа молотил о трудовом энтузиазме покорителей-строителей этого края. Заслушаешься! Закончил весьма пафосно и символично:

— В столь важной командировке не тратьте время попусту. Не шляйтесь по злачным местам, а пропитывайтесь духом созидания. На флот — с чистой совестью!

Мы его послушали, но начали от противного. Недельку-другую, на излете финансовых ресурсов, оценили злачные места и лишь потом, приступили к созиданию.

Как немыслим Киев без Подола, так немыслим Северодвинск (Молотовск) без Эдельмана. Эдельман — зеркало еврейской нации. Сгусток мудрости и стоицизма своего народа. С огромным запасом плавучести. Прямо с горшка, он пошагал в жизнь с нюхом ищейки. Учуял запах революции и … бац!, он уже революционер. Повеяло НЭПом, а Эдельман уже нэпман. Столь успешным, что чуть-чуть расслабился и нюх потерял. Оказался в спецкомандировке на Соловках. В Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). На нарах. Восстановил там свой нюх и смекнул, по своей природной мудрости:

— В этой буче, боевой кипучей, мысль должна облекаться в дело и как можно меньше… слов. Довел свою мысль до чекистов, трубадуров и защитников революции в СЛОНе:

— Защитника, как и соловья, баснями нельзя кормить. По части вкусной и здоровой пищи я большой мастак.

Столь на этом преуспел, что из списка классовых врагов, подлежащих уничтожению, перекочевал в список поддающихся воспитанию. Мало того, с нар слез и из кутузки вышел в ранге вольнохожденца по острову Большой Соловецкий для поиска ингредиентов вкусной и здоровой пищи. Соловецкие чекисты при его стараниях нажрали холки до уровня руководящих. Были определены на индустриализацию глухого побережья.

На площадке будущего Молотовска вбили два колышка. Один — на месте будущей судоверфи, другой — столовой руководящего состава НКВД. Разбили аккуратные таборчики, обнесенные изящными заборчиками из проволочки Бруно. Для созидателей судоверфи и города. Двухэтажный сруб из многовековых корабельных сосенок вырос на месте второго колышка почти мгновенно, как гриб после дождя. В нем воцарился Эдельман, переаттестованный из вечного зэка в вечного поселенца. Город и верфь росли, как на дрожжах. Столовка чекистов обрела статус ресторана, а завстоловой возведен в ранг директора.

Все менялось в городе с поразительной быстротой. Менялись созидатели города и кораблей. Защитники государства и идей марксизма-ленинизма. Но их имена улетучивались из памяти аборигенов города мгновенно. С их уходом. Лишь слава ресторана только крепла и уверенно подгребала к тридцатилетнему рубежу.

Ресторан блистал изысканностью лучших домов Лондона. Был драгоценной брошью альма-матер атомного подводного флота. Бриллиантом в этой броши сиял Эдельман. Директор. Метрдотель. Де-юре. Но Хозяин — де факто. Великолепный и блистательный во всех отношениях! Всегда! От открытия и до закрытия ресторана он сновал по нему, как мажордом на царском балу. Неизвестно, как ему это удалось, но в тайном клане проституток на посещение его ресторана существовало табу. В одиночку и парами, без сопровождения мужчин, но в охоте за ними, там появлялись только изысканно-утонченные б…и. Офицеры подлодок, объявившись на судоверфи, считали делом чести и протокольной необходимостью первый визит в городе наносить Эдельману. Эти визиты были приятны во всех отношениях и грели тщеславие обеих сторон.

Эдельман искренне любил моряков, а они отвечали ему тем же. Его заведение ни рестораном, ни, тем более, кабаком не именовалось. Люди наносили визит Эдельману.

Воодушевленные установочной речью замполита, целый день канифолились, придавая флотским мундирам первородный блеск. Сучили ногами и ждали гонга старпома:

— Офицеры свободны!….

В офицерских душах это отразилось радостным эхом, преобразившимся в клич:

— Нанесем визит Эдельману!…

Он был единодушно одобрен.

Сказка — ощущать себя человеком, достойным изысканного общества, а не клиентом забегаловки. Нажраться до поросячьего визга у Эдельмана было невозможно. Атмосфера к этому не располагала, а забулдыжные мысли выжигала каленым железом. Водочка, добротные коньяки и вина, деликатесные закусочки, побуждали к общению, а не к жралову. Оркестр не рвал децибелами барабанные перепонки, а услаждал слух и душу классическими мелодиями.

В двадцать три часа он начал исполнять прощальное танго. Моральный кодекс того требовал от метрдотеля. Устами горисполкома. Возле нашего обширного застолья, как черный лебедь с двумя лебедушками, возник Эдельман с двумя официантками. На нем — безукоризненно изящный черный костюм, белоснежная рубашка с галстуком «бабочка». Он благоухает и сияет радушием. Прелестные и вышколенные официанточки в униформе, тоже черной, с бело-кружевными дополнениями, выглядят участницами конкурса красоты. В руках у них по подносу, а на них бокалы с коньяком и махонькие блюдца-розеточки с бутербродиками в виде ромашки. Хлебушек с маслом и икорочкой.

Девушки-лебедушки поплыли от шефа вправо и влево, огибая наш стол и притормаживая перед каждым сидящим. Военморы вставали и «вооружались» угощением с подноса. Лебедушки вернулись к Эдельману. Тот взял в правую руку бокал, в левую «ромашку», и произнес:

— Мы всегда и искренне рады, когда вы приходите к нам в гости. Приходите почаще. Желаю вашему кораблю и кораблю вашей жизни семь футов под килем. Спасибо вам! До свиданья…

У Эдельмана никогда не возникало ситуации «мест нет». Персонал не знал слов: «Ресторан закрывается, освободите помещение». Лишь радушно встречали и зазывно провожали. Клиентура обучалась жить по протоколу. Кто мог назвать это заведение рестораном, кабаком, злачным местом? Только измученный наркозом общественник.