Максимилиан Немчинский - Раиса Немчинская

Цирк открылся на третий день по приезде. Зритель буквально ломился на представление. И было отчего. Город получил сразу труппу таких артистов, которые прежде присылались по одному, по два номера в программу. Рядом со сводками Совинформбюро, рядом с репортажами о трудовых подвигах омичей газеты печатали хвалебные рецензии на выступления артистов цирка. «Легко, точно и смело работает под куполом цирка Раиса Немчинская, отличная гимнастка», — писал восторженный журналист.

Свой номер Рикки скомпоновала из трюков, которые могла исполнять одна. Установила на штамберте ручки для стойки, те, что сняла с лесенки от «Луны», под ним укрепила зубник, трапецию и кольца. В ручках выжимала стойку, балансировала на верху, жонглировала и, повиснув в зубнике, исполняла сложные комбинации на кольцах, а сбросив их, и на трапеции. Была Рикки молодой, сильной, а кроме того, доказывала и себе и людям, что она — артистка, достойная своей славы, и, как ни трудно было, козыряла своим мастерством. Выступила она, как и на «Луне», под музыку Чайковского, в том же нарядном трико, при свете прожекторов, и пользовалась заслуженным успехом. Коллеги поздравляли ее. Но Рикки не разделяла их чрезмерных восторгов. «Как же можно иначе, — удивлялась она, — ведь война».

Рикки, да и все, пожалуй, жили тогда словно в двух измерениях. Мыслями люди постоянно стремились на фронт, к своим, таким недоступным, близким. Хотелось хоть как-то облегчить их участь, внести в борьбу с фашистами свой личный ощутимый вклад. Но единственное, чем владели цирковые артисты, было их мастерство. В декабре 1941 года участники гастролировавшей в Казани программы, возглавляемой Владимиром Дуровым, дали первое дополнительное, ночное представление в фонд постройки бомбардировщика «Советский цирк». В их числе была Рикки. Почин подхватили. Цирковые артисты во всех городах начали сбор средств в фонд обороны. Сил не жалели. В годы войны давали по нескольку представлений в день, в воскресенье — до пяти раз, но зарплата не менялась от количества выступлений.

Работать было трудно. Прежде всего угнетал холод. На улице сорок градусов мороза, а цирк не отапливался. По всем помещениям гуляли сквозняки. Под двери гримуборной к утру надувало сугробчик снега. На местах зрители мерзли даже в шубах, шапках и валенках. Но на манеж артисты выбегали в своих обычных открытых костюмах. Изо рта валил пар, руки примерзали к металлическому реквизиту, но артисты демонстративно не замечали холода.

За полгода, прошедшие с начала Великой Отечественной войны, люди цирка не только осознали поставленные перед ними временем задачи, но и принялись их активно выполнять. Шефские представления, концерты в госпиталях, фронтовые бригады — все это стало цирковыми буднями.

Жорж по-прежнему служил в истребительном батальоне, командовал взводом. Часть его квартировалась в столице, и Жорж часто, по старой памяти, приходил в цирк, проводил военную подготовку с артистами гастролировавшей там программы. Но это так, для души. Основным его занятием были разведывательные рейды в тыл врага. На одно из таких заданий Жорж и отправился в начале декабря. Месяц уже кончался, но вестей от него все не было. Рикки написала Стрельцову, просила направить на работу в Москву. Казалось, что там, рядом с частью мужа, ожидание будет легче. Как ни трудно приходилось, но под Новый год достала она елку, купила даже коробку с елочными игрушками и гирлянду лампочек. Установили елку в той же гримуборной, где они с сыном жили, готовили еду, стирали, сушили белье. Рикки устроила сыну праздник, но стал Новый год праздником и для нее. В первую же неделю января пришло наконец долгожданное письмо от Жоржа.

Перебросили его, оказывается, со срочным заданием за линию фронта. Группа попала под обстрел, но Жоржу удалось пробраться почти со всеми разведчиками в зону наблюдения. Там три дня пришлось пролежать в снегу почти под носом у фашистов. Когда же наконец Жорж вернулся с задания, в части его уже считали погибшим. Однополчане даже разобрали на память его личные вещи. Хорошо еще жене не отправили письмо, оставленное на случай, если не вернется из разведки. Прибыл Жорж в часть под самый Новый год. Принес такие разведывательные данные, что в батальоне утверждали шутя, будто он нарочно задержался, решив сделать полку новогодний подарок.

Обо всем этом узнала Рикки, конечно, не из письма, а от самого Жоржа, когда по вызову приехала на работу в Москву. Из Казани уезжали в лютые февральские морозы, и Москва встретила их сурово — затемнением, снежными заносами и запретом выезжать в город до окончания комендантского часа. Но и с этим все счастливо устроилось. Попутчиком по купе оказался наркоматский работник, он вызвал по телефону машины с ночным пропуском и любезно довез Рикки с сыном до цирка.

Дебют в Москве был неудачным. Рикки получила травму. Аппарат слабо растянули, и когда Рикки выжала стойку, штамберт наклонился вперед, укрепленные на нем ручки потянули за собой ее тело. Удар пришелся на кости предплечий, и только выдержка гимнастки, ее мгновенная реакция предотвратили катастрофу. Она даже нашла в себе силы самостоятельно спуститься на манеж.

Сильно болели локтевые суставы. Но нет, наверное, худа без добра. За время лечения Рикки, посоветовавшись, с Жоржем, решила открывать номер вылетом в зубнике из-за занавеса прямо к кольцам, комбинацию на трапеции увеличила за счет баланса на спине, а в финале стала вращаться вокруг штамберта на высоких качелях — допинге. Номер от этих дополнений сразу приобрел большую зрелищность и эффектность. Но Рикки все равно не оставляла неудовлетворенность. Ей казалось недостаточным исполнять просто хорошие гимнастические трюки. Хотелось создать новый номер, столь же поэтичный, как «Луна».

Необходимо отметить, что мысли Рикки не были столь уж наивными или дерзкими для артистки, работающей в городе, совсем недавно отбросившем от своих стен врага. Просто ей, как и многим ее коллегам, хотелось оказаться достойным своего времени. Жорж собирался подготовить пантомиму к XXV годовщине Великого Октября. Ему помешала война. Поэтому Рикки считала своим долгом, не только патриотическим, но и семейным, привнести хоть что-то новое в развитие советского циркового искусства.

Еще в конце 1941 года Главное управление цирками обратилось к артистам с призывом смело экспериментировать во всех жанрах и видах своего мастерства. Уже к весне 1942 года это обращение дало ощутимые плоды. В Ташкенте вокруг труппы старейшего канатоходца Ташкенбаева сформировался Узбекский национальный коллектив, в Омске дрессировщик А. Н. Корнилов и режиссер Б. А. Шахет приступили к репетициям аттракциона «Слоны и танцовщицы», в Иваново прославленный жокей А. А. Серж (Александров) набрал детскую конно-акробатическую студию, Б. Ю. Кухарж-Кох задумал для своих знаменитых дочерей оригинальный аппарат «Семафор-гигант», а Москва готовила к выпуску героическую современную пантомиму «Трое наших».