Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

Я вам писала, что я думаю, что у нее нет никаких материальных планов. Я продолжаю так думать, но я хочу вам пояснить, как я это понимаю. Мне кажется, что так как многие духовные стороны жизни ей чужды — она и не понимает блага иначе, как в материальном благосостоянии. При поднимающемся в ней раздражении она сейчас же начинает обвинять всех в том, что ее хотят лишить каких‑то материальных преимуществ, и она за них борется.

Я стараюсь предупредить ее, что больше в этой области никаких уступок ей сделано не будет, и советую ей и не затевать ничего. Но кто знает, как она сумеет с собой совладать.

Говорят, вы нездоровы. Всем нам это очень грустно. Надеюсь, что это временное.

Сердечный поклон всем вашим».

9) Письмо Л. Н. к В. Г. Черткову от 25 августа.

«Нынче из письма Варвары Михайловны к Саше узнал, что вы больны, и это мне было огорчительно, особенно тем, что, наверное, содействовали этому все те неприятности, которых я невольная причина. Будем мужаться, милый друг, и не поддаваться влияниям тела. Мне все яснее и яснее становится возможность этого. И иногда достигаю этого. Я нынче же получил письмецо от Александра Борисовича, и он пишет, что вы имеете дурной вид, но ничего не пишет о вашем здоровье. Пишите мне, пожалуйста, почаще не содержательные письма, а просто, что придет в голову. Как вам, я уверен, хочется знать про меня просто, в каком я духе, чем занят, что думаю, чувствую, хоть в главном, — так и мне хочется знать про вас.

Про себя скажу, что мне здесь очень хорошо. Даже здоровье, на которое имели влияние духовные тревоги, гораздо лучше. Стараюсь держаться но отношению Софьи Андреевны как можно и мягче и тверже и, кажется, более или менее достигаю цели, ее успокоения, хотя главный пункт, отношение к вам, остается то же. Высказывает она его не мне. Знаю, что вам это странно, но она мне часто ужасно жалка. Как подумаешь, каково ей одной по ночам, которые она проводит больше половины без сна, с смутным, но больным сознанием, что она не любима и тяжела всем, кроме детей, нельзя не жалеть.

Я нового ничего не пишу. Записываю в дневник мысли и даже планы художественных воображаемых работ, но все утра проходят в переписке и последнее время в исправлении корректур Ив. Ив. Некоторые книжечки мне очень нравятся.

Дочери мои любят меня и я их хорошей любовью, немного исключительной, но все‑таки не слишком, и мне очень радостно с ними.

Тяготит меня, как всегда, и особенно здесь, роскошь жизни среди бедноты народа. Здесь мужики говорят: «На небе царство Господнее, а на земле царство господское». А здесь роскошь особенно велика, и это словечко засело мне в голову и усиливает сознание постыдности моей жизни.

Вот все о себе, милый Батя. Привет Гале, Димочке и всем вашим, нашим друзьям. Л. T.»

10) Письмо Л. Н. ко мне от 26 августа.

«Спасибо вам за ваше хорошее письмецо, милый Алекс. Бор. Спасибо за вашу дружбу и ко мне, и к моему лучшему другу В. Г., но вы слишком мрачно смотрите на мое положение. Без преувеличения и хвастовства скажу правду, что мне не только не худо, но часто даже очень, очень хорошо. Какое удивительное свойство — духовное понимание (сознание) жизни. Оно как самый удивительный волшебник претворяет всякое зло внешнее в благо и величайшее такое зло в величайшее благо. Не говорю, чтобы я обладал этим свойством, но я имею счастье понимать и предчувствовать его возможность. Может быть, мы еще долго пробудем здесь. Отчего бы вам не приехать сюда. О том, что все здесь будут рады вам (без вашей музыки, разумеется), говорить нечего. Вчера написал Бате пустое письмо. Мне хочется быть в общении с ним хотя бы как‑нибудь. Напишите подробнее об его здоровье. Дружеский привет милой Ан. Ал. До свиданья, надеюсь. Лев Толстой.

Пишу в парке, где каждый день гуляю и кое‑что записывал. А нынче живо вспомнил о вас и вот пишу».

11) Письмо к В. Г. Черткову от 27 августа.

«Дорогой Владимир Григорьевич, вчера Л. Н. забыл вам написать о «Круге Чтения», чтобы вы поторопили Сытина, и просил меня написать вам об этом.

Л. Н. здоров, ездит верхом. Много ходит. Нынче вечером был тот старичок — скопец, который был у нас в Столбовой. Очень интересно рассказывал свою биографию, которую я простенографировала.

Софья Андреевна возбуждена почти так же, как в Ясной.

Очень тяжело, но здесь все‑таки легче, чем в Ясной. Привет всем Телятенским».

12) Из письма к В. Г. Черткову от 27 августа.

«Странная женщина Софья Андреевна! Вчера вечером она предлагала показать мне в своем дневнике место, где она после смерти Л. Н. отказывается от прав на сочинения».

30 августа. В Ясную приехали Александра Львовна и Софья Андреевна. Нынче же Александра Львовна была в Телятенках у Чертковых и у нас и рассказала, что Л. Н. здоров, но не работает (кроме корректур). 28–го он рассказал сказочку детям — Танечке Сухотиной и сыну Л. М. Сухотина. Александра Львовна записала ее стенографически, прочла Л.H., и он поправил. Мальчик морали не понял и спрашивал, почему дети не стали пить молока, а Танечка все поняла.

Софья Андреевна у Сухотиных держится немного лучше, но все‑таки шарит в комнате Л.H., ищет дневник. Нашла его в голенище сапога, куда его засунул Л. Н.

Узнав о разрешении Черткову жить в Телятенках, написала письмо Столыпину, но, кажется, его пока не отправила. Вероятно, пошлет его теперь из Ясной.

Л. Н. кроме большого дневника ведет еще интимный, маленький, о котором Софья Андреевна не подозревает. Софья Андреевна следит за письмами, но Татьяна Львовна запирает сумку, так что Софья Андреевна не может их перехватывать. Когда играют в карты, Софья Андреевна садится непременно играть, требует, чтобы Л. Н. вел ее к обеду и т. д.

Когда Татьяна Львовна и Александра Львовна поехали с нею к соседке, кн. Голицыной, и пошли смотреть там лошадей, Софья Андреевна, воспользовавшись их отсутствием, стала рассказывать Голицыной, совсем посторонней женщине, все ужасные вещи, которые она говорит про Л. Н. и Черткова.

При прощании, уезжая из Кочетов, Софья Андреевна плакала и просила у Л.H., Татьяны Львовны и Михаила Сергеевича прощения. Л. Н. поверил в ее искренность, но Александра Львовна говорит, что уже в дороге она начала все сначала.

1 сентября. Нынче Анна Константиновна получила письмо от Л. Н. Вот оно:

«Спасибо вам, милый друг Галя, за присылку писем. Письмо Платонова (крестьянин, был осужден за отказ от военной службы) меня особенно тронуло. Я написал, ответил ему и послал 10 руб. Если что нужно еще сделать, кому написать, то пусть Дима меня научит: кому и что.

Софья Андреевна вчера уехала отсюда и очень трогательно прощалась со мной и с Таней и ее мужем, прося, очевидно, искренно, со слезами у всех прощения. Она невыразимо жалка.