Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

— Да, а все-таки — это была первая взрослая любовь, — заключил Владыкин и, глубоко вздохнув, поднялся и возвратился к палатке. По дороге он взглянул на куст, под ним, прижатый щебнем, трепыхался клочок порванной телеграммы.

Павел достал его, стряхнул от пыли, бережно расправил, войдя в палатку, и положил на стол. Без промедления, он на новом листе восстановил содержание. На сей раз запечатал конверт, с просьбой в отдел: немедленно отправить его по адресу. Затем прошелся несколько раз по палатке и, глядя на конверт, ощутил в душе опять какую-то смутную тревогу.

— Да, видно, Господь совсем оставил меня, я безволен.

В это время на трассе остановилась автомашина, а через несколько минут в палатку, с обычной своей добродушной улыбкой, вошел начальник отдела.

— Ну, вот, Павел Петрович, я к вам в гости, — начал он, садясь на кровать.

Николай Сергеевич, по своему обыкновению, делал свой инспекторский объезд всех отрядов. Раздевшись, он передал Владыкину письмо от Луши с детьми и объемистый конверт от Жени из больницы. Начальник, за чашкой чая, передал все волнующие новости, и особенно подробно, рассказал о несчастном случае с Комаровым, и принес свое искреннее соболезнование. Но тут же радостно добавил, что Москва приняла ходатайство отсюда, на выезд Лиды — жены Жени с дочкой, для их совместной жизни на Колыме.

Остаток дня Николай Сергеевич проверял состояние отряда и подготовительные работы. Вечером, окончив официальные переговоры, начальник начал с Владыкиным беседу:

— Павел Петрович, я знаю, что вы с Евгением Михайловичем — верующие люди, и потому проникнут к вам самым глубоким уважением. Сам я — из религиозной православной семьи, по-своему, верю в Бога и теперь. Отец мой, находясь в кругу работников искусств, принадлежал к обществу русских художников и больше всего писал на церковные темы, хотя несколько полотен с готовыми пейзажами, он подарил и в русскую сокровищницу. Скончался он накануне революции 1917 года, передав нам любовь к русскому народу и к народным религиозным традициям.

Образование я получил еще в царское время, в Москве в Межевом институте и, будучи, в какой-то степени, просвещенным человеком, охотно читал тогда Библию, а некоторые ее главы и по несколько раз. Позднее знакомился и с трудами Дарвина, и, должен вам признаться, они на меня произвели определенное впечатление, да и более того, в некотором роде, смутили. Вот я и хотел коснуться в беседе одного волнующего вопроса.

Осматривая животный мир, даже рыб и пресмыкающихся как с внешней стороны так и под анатомическим ножом, невольно приходишь в смущение. Ведь, действительно, в человеке собрано все то, что и в окружающем его, мире живых организмов. Поэтому, невольно начинаешь приходить к заключению, что человек — продукт эволюционного зоологического преобразования; те же глаза, руки, ноги, уши, внутренности — мы встречаем в животном мире, с некоторыми особенностями. Я, конечно, не согласен с тем, что лошади, коровы, обезьяны, где-то согласившись, воссоздали из себя и над собой образ царя природы — человека, а без совета, тем более, невозможно сделать даже простейшей операции по удалению аппендицита.

Скорее, что по образу человека, созданы все ранее оговоренные органы животных. И почему появление видов должно идти от низшего к человеку? Разве среда, если уж ее признать способной к творческим актам, не может взять от человека соответствующие органы и создать виды способные жить в ней?

— Николай Сергеевич, вы простите меня, — начал Павел, — коль уж вы назвались человеком верующим и некогда читавшим Библию, то осмелюсь поправить вас: вы делаете одну очень грубую ошибку, отчего и блуждаете в ваших теориях. Не человек собрал в себе все образы животных, и не сам он свой образ, в отдельных органах, передал животному миру — это заблуждение — как то, так и другое. Но "сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их" (Быт.1:26–27).

Когда Бог все это творил, или пусть, как-то это оказалось сотворенным, мы с вами не видели и видеть не могли, будучи отдаленными от этого акта многими тысячелетиями. Но вот к тому, что человек владычествует над всем животным миром, мы к Библии должны приложить наше "Аминь". А для осуществления этого владычества должны быть как у человека так и в животном мире одни и те же органы с соответствующими изменениями, т. е. глаза, уши, рот и т. д.

Я не отрицаю, что какие-то преобразования, если их можно назвать эволюционными, имеют место в истории земли. Например, человек оброс львиными волосами, как Навуходоносор — царь Халдейский, вооружился когтями, как у стервятника и питался травой. Или же наоборот: ослица отважилась на то, чтобы обличить пророка Валаама, но и то и другое было от Того, Кто сотворил и осла, и человека от самого начала, какими они и были, т. е. от Бога.

И я уверяю вас, что если бы вы полностью доверялись Библии, то никогда и ни в чем не блуждали бы.

— Да, Павел Петрович, это здорово, вы просто одним мазком поправили ту величественную картину мироздания, какую я пытался в своем представлении намалевать превратно. Действительно, как по-детски просто, в Библии все это великое, — ответил начальник.

— Ой, да что вы, что вы! — отговорился Владыкин, — не я мазком поправил картину мироздания. Я вам лишь напомнил о Библии, которая ставит в жизни все на место, когда мы доверяем ей.

Восторженный начальник, поднявшись рано утром, расстался с Владыкиным, чтобы ехать дальше в расположение другого отряда. Вчерашняя беседа произвела большое оживление и в душе Павла. Случай с телеграммой Кате привел его в такое отчаянное настроение, к такому постыжению, обнаружил в нем такое безволие, что он потерял всякую надежду на примирение с Богом. Но беседа с начальником вызвала в нем и недоумение, и надежду на восстановление.

Откуда в нем вдруг пробился такой источник в защиту библейской истины? Значит Бог еще не оставил его? В то время, когда он посчитал, что связь с Богом у него совершенно потеряна, в нем вдруг поднялась та же ревность по Богу, как и в те годы, когда он парил на высоте. Павел вспомнил гимн, который часто пел ему отец:

Было время: я ликуя,

Шел на Божий дела.

Говорил я: "Все могу я,

Предо мной падет скала!"

Как он теперь соответствовал его состоянию!

Возвратившись, с большим вниманием он прочитал письмо, привезенное ему от домашних и от друга Жени.

Оставшись наедине, он долго размышлял о случившемся и был потрясен несчастным случаем, происшедшим с Женей, видя в этом вмешательство Божье. Под влиянием прочитанного, он вышел на ту же горку, где сидел вчера. Было бодрое, сияющее утро воскресного дня. Благоухала распускающаяся хвоя лиственницы. В памяти воскресали праздничные воскресные собрания… потом праздник жатвы и дед Никанор… откуда-то донеслись, в воспоминании, слова прощального гимна с гостями и дедом Никанором: "…мы встретимся у ног Христа, у ног Христа".