Ольга Мочалова - Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

Умел видеть в чужих словах такую бездну обязательного значения, что поэт пугался высказанного им. Иногда критиковал так: «В вашем стихотворении сказано, что в комнате жарко, тогда как всё переживание требует атмосферы легкого убывающего тепла».

«У вас могут быть любые ошибки суждения, но у вас нет ошибок вкуса, с чем вас и поздравляю, радость моя».

«Говорят, что художественное произведение не исчерпывается одной идеей. Одной — не исчерпывается, а двумя или несколькими — исчерпывается».

Перед отъездом в Италию (1926 год) [51] В. Ив. читал оперетку «Любовь — мираж» [52] . Глубины чувства, благородство человеческих образов были преподнесены без уступки в легкой сценической форме.

Некоторое время за В. Ив. ходил маленький забавный поклонник, 10-летний поэт Миша. Неизвестно, откуда он взялся, но был очень важен. В. Ив. на собраниях поэтов говорил ему с нежностью и досадой: «Ну, читай опять свою „Рябину“».

Как-то В. Ив. 4 часа говорил с Ярхо [53] о сонете.

«Когда я долго не виделся с Юр[ием] Ник[андровичем] Верховским [54] и, наконец, садился писать ему письмо, то, чтобы сразу ввести его в круг своей жизни, описывал с утра до ночи последний день».

В гимназические годы к В. Ив. приводили на укрощение буйных и вспыльчивых кавказцев, тоже гимназистов, которые метались с ножом в зубах. Он усмирял их словом.

Как начинающая поэтесса я пришла к прославленному поэту зимой 1917 года. Помню, что Константин Дмитриевич был суров, что на меня произвела внушительное впечатление обстановка его кабинета, полутемного, удаленного от уличных звуков, полного книг [56] . Я прочла стихи, к ним он отнесся неплохо. В дальнейшем у нас завязались дружеские отношения, и мы виделись много раз до отъезда Бальмонта за границу [57] . Я видела Елену Константиновну Бальмонт (Цветковскую) [58] , тихую спутницу семьи, Анну Ивановну [59] , дочь Мирру [60] . Семья Бальмонта жила стесненно, голодала и холодала. Однажды К. Д. открыл мне дверь в накинутом на плечи зеленом клетчатом пледе и сказал: «Вот только сегодня я первый раз встречаю Вас, не подавленный жизненными лишениями».

То, что помнится из встреч и разговоров.

Как-то Константин Дмитриевич нашел в арбатском переулке жука, бережно принес его домой и восхищался священным его значением.

Серым осенним днем мы шли по переулку, и на дереве одного из дворов закричала ворона. К. Д. был взволнован, обрадован, даже покраснел, будто его позвал внезапно кто-то дорогой.

«Не выношу Чехова. Не могу примириться с натурализмом Золя».

«Ахматова — комнатна, Марина Цветаева — некрупна, Блок — истеричен. Значителен Брюсов» [61] .

«Люблю Балтрушайтиса» [62] .

«Вам, вероятно, не так близок Шекспир, трудно сразу оценить его грандиозное значение. Недавно я перечитал „Ромео и Джульетту“, они так нравятся мне оба».

«Не знаю, не знаю, что делать на этой проклятой планетке».

(Лукаво и смущенно): «Сколько угрызений совести я утопил в стихах!»

«Видел во сне с полной яркостью и ясностью город, ходил по улицам, говорил со встречными… Впоследствии оказалось, что это доподлинный Каир» [63] .

«В детстве смотрел в цирке акробатов, удивлялся их ловкости. Пришел домой, начал прыгать со шкафа, чуть было не сломал шею».

«Эти ваши стихи никуда не ведут» — «А куда они должны вести?» — «О, мало ли… Тут областей много».

Я принесла К. Д. тетрадь своих стихов и стихи знакомого поэта Дмитрия Суражевского [64] . Бальмонт был недоволен соединением этих двух тетрадей и сказал: «Был случай, что девушка, которая была со мной нежна, потом вышла замуж и прислала мне приветственное письмо вместе с мужем. Я ответил: „Все это прекрасно, но не присылайте мне двуспальных писем“». «Но у меня нет никаких личных отношений с Суражевским!» — «Все равно».

«Уважаю философичность Случевского» [65] .

«Горжусь, что знаю языков больше, чем Вячеслав Иванов (около 10)» [66] .

О нём:

«Восхитительная Мирра Лохвицкая» [67] .

Учил меня читать по-испански. «Ведь это так просто, такое наслажденье».

«Что я делаю? Как всегда — пленяю и пленяюсь».

«Играло ли в вашей жизни роль имя Лель? Леля?»

«Своим именем доволен, оно хорошо поется — Кон-стан-тин».

Придя как-то в студеный зимний день раскрасневшаяся, я спросила: «Вы любите 20 градусов мороза?» К. Д. ответил: «А Вы любите 20 палочных ударов?»

Мы вместе были на концерте в ложе с Гречаниновым [68] . На обратном пути Бальмонта окружили на улице девушки-поклонницы. Он отнесся к ним шутливо и небрежно.

«В спиритизме — низшие силы, элементалы. Я не поддался этому увлечению».

«Читаю книгу о коннозаводстве. Очень интересно. Что же все стихи да стихи».

«Любил я два раза. Остальное (с усмешкой) так…»

«Мне кажется, вы стоите в поле у реки, крепко связанная с природой, и оторвать Вас оттуда, ввести в человеческую жизнь нельзя, рано».

«Ненавистны звуки улицы. Неужели гудки машин не могут быть более мелодичны?»

«Так хорош узкий, косой разрез глаз Н. В., что после него все другие глаза кажутся пресными».

О знакомой девушке: «Грудь, как у малайки».

«Почему это считают, что почерк гения должен быть растрепанным и непонятным? Я пишу очень ясно и красиво».

«Меня недавно зазвали к себе три девушки и целый вечер наперебой читали мои стихи. Бальмонта знают лучше его самого».