Евгений Муляров - Джуна

По традициям времени не обошел почтенный автор и ведьм, уделив им достойное внимание: «...Ведьма или колдунья — это женщина, кото­рая — будучи обманутой в результате договора, заключенного ею с дьяволом по убеждению или вдохновлению, либо благодаря проделкам оного — думает, что она способна осуществить всевозможные грешные деяния, либо подумав об этом про себя, либо наслав проклятия, — на­пример, сотрясать воздух громом и молниями, вызывать град и бурю, переносить в другие места урожай и деревья, передвигаться верхом на своих знакомых духах (принимающих в тот момент образ козла, свиньи, теленка и т. д.) в какие-либо отдаленные горные местности, затра­чивая на это удивительно ничтожную толику времени; а иногда даже летать на помеле или вилах либо на каких-либо других приспособлени­ях, а затем проводить всю ночь со своим воз­любленным, играя, бегая, пируя, танцуя, развле­каясь, предаваясь дьявольской похоти и различ­ным непристойным развлечениям, демонстрируя таким образом тысячи столь чудовищных и из­девательских деяний».

Маги спрятались за чередой понятий, раство­рились среди букв и слов, хотя умели делать многое из вышеперечисленного и даже много, много больше. Они обладали несколькими та­лантами кряду, не специализировались на чем-то одном: предсказаниях, исцелении, некромантии. Способности магов универсальны, силы огром­ны. Недаром в разных языках — от древних до новых — корень, связанный со словом «маг», означает могущество, силу и мощь.

Но они были еще и умны, может быть, по­тому-то и выжили, просуществовали от времен Заратустры до наших дней, обжили пространст­ва и древнего Ирана, и Греции, и России.

Людей подобного рода всюду и всегда под­стерегала неприязнь окружающих, страх перед их невероятными возможностями и, как следст­вие, общественная изоляция, официальные го­нения, физическая гибель. Еще «Второзако­ние» призывало: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь, Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали наро­ды сии.

Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорица­тель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вы­зывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых».

Если следовать этому указанию Библии, не­обходимо было бы непримиримо бороться с теми, кто в самой же Библии занимает место из наиболее почетных. К магам можно причислить и Соломона, и Моисея. Черты мага есть и в об­лике Христа.

Маги есть и за пределами священной исто­рии. Что объединяет Пифагора и Мерлина, Фа­уста и Джона Ди? Необычные способности? Не только. Скорее умение предсказывать и гадать, врачевать и вызывать тени — это определенные функции, связанные с их занятиями. Маг — особая форма существования, поведения, прояв­лений личности.

Английский исследователь Е. М. Батлер старательно и трудолюбиво накопил, системати­зировал и проанализировал материалы о магах, собранные по самым разным источникам — от Священного Писания до современной газеты. Он воссоздал как бы универсальный миф о маге, миф, включающий десять основных компонен­тов: таинственное происхождение; знамение перед рождением героя; угроза его жизни во младенчестве; посвящение в тайну; длительное путешествие; магическое соперничество; пресле­дование; решающая сцена; необычная смерть; воскресение.

Компоненты отнюдь не равны по значению, и необязательно, что все десять компонентов присутствуют в каждом конкретном мифе. На­пример, необычность смерти Джона Ди заклю­чается, вероятно, только в том, что он умер восьмидесяти одного года от роду (а для 1608 года это огромный возраст, если учитывать среднюю продолжительность жизни), воскресе­ния же не последовало. Пифагор не отличался таинственным происхождением, да и знамения перед его рождением как будто не наблюдалось. Тем не менее обоих надо отнести к разряду магов.

К магам автор относит и Джуну, в чьей био­графии можно разглядеть составляющие общего мифа. При таком подходе некоторые ее черты и поступки выступают в ином свете, им находится другое истолкование, чем при прочтении сквозь призму обыкновенной биографии.

Читатель волен возразить, что выбранный подход неправомерен, и даже облечь свое недо­вольство в формы благородного негодования. Ведь речь идет не о давно умершем историчес­ком герое, а о живом человеке, нашем современ­нике, в конце концов, обаятельной женщине!

Автор не принимает такого упрека. Вряд ли Джуну обидит сравнение с Пифагором или Фа­устом. Отношение же ее к миру мертвых позво­ляет упоминать о смерти как о неизбежном этапе любой человеческой судьбы. Однако она человек неординарный, умение заглядывать в будущее, кажется, распространяется и на ее собственную жизнь. Ей словно известно пока не известное никому. Как-то рассуждая о себе и о своем ха­рактере, она произнесла: «Я всегда знала, что мне надо достойно воспитать сына и не нанести рану его сердцу. Надеюсь я и понянчить внуков. Но не хочу, чтобы меня, как в детстве, называли «ведьмой», только теперь «старой ведьмой». И я уйду однажды от вас так, что этого никто не увидит. И это мой секрет».

А воскресение... Считает же она, будто живет не в первый раз. Соглашаться или не со­глашаться с ее утверждением — личное дело каждого. Но автор считает, что в этой, нынеш­ней жизни Джуны можно обнаружить некоторые компоненты мифа о маге.

Однако начнем по порядку...

Каждый человек сам выбирает себе роди­ну, тщательно и любовно воссоздает ее образ в своем сердце. Джуна выбрала древнюю Ассирию. Она считает, что родом от­туда. С гордостью рассказывает о славной и причудливой истории этой страны, О ее культуре и людях.

Она говорит, что ассирийцы были превос­ходными воинами и что ее характер — харак­тер Джуны-воительницы — тоже родом отту­да, из тех далеких и безвозвратно ушедших лет. Джуна с восторгом рассказывает о ремеслах, которыми славились древние ассирийцы, — о чеканке, литье, производстве серебряной и зо­лотой проволоки, об искусстве филиграни. Рас­сказывает, будто вспоминает увиденное собст­венными глазами, о чудесных городах и ороси­тельных каналах.

Так же говорит она о медицине, достигшей в Ассирии высочайшего расцвета. Врачи произво­дили необыкновенно сложные операции: ампути­ровали больные члены, выводили из желчных протоков камни, снимали бельма с глаз пациен­тов, лечили с помощью массажа. А какое изо­бразительное искусство было у ассирийцев! Ка­кие фрески они создавали! Какой красоты воз­водили здания и акведуки!

Ни в коем случае не сомневаясь в искреннос­ти сказанного Джуной, все-таки необходимо внести некоторую ясность. Пусть даже в пас­порте, в графе, где обозначается национальность, у нее вписано «ассирийка», это ничего не реша­ет. Или почти ничего. И пусть признается Джуна, что порою ей самой кажется, будто она была когда-то Семирамидой и, вглядываясь в портрет легендарной царицы, узнает собствен­ные черты — скулы, разрез глаз, прическа, — словно разглядывает не фотографию, на которой запечатлено скульптурное изображение, работа старого безвестного мастера, а вглядывается в самое что ни на есть настоящее зеркало. Дело не в том.