Александр Новиков - В небе Ленинграда

И вдруг в ночь с 8 на 9 октября наши передовые посты засекли на восточной окраине занятого гитлеровцами Урицка гул танковых моторов. Судя по шуму, танков было много. Визуальное наблюдение, проведенное утром 9 октября, результатов не дало. Посланный в район Урицка самолет-разведчик тоже не обнаружил вражеских танков. Они словно сквозь землю провалились. А местность под Урицком не такая, чтобы на ней было просто спрятать такую крупногабаритную технику, как танки,

Командование 42-й армии сильно встревожилось. И было отчего. Противника, засевшего в Урицке, отделяли от завода имени С. М. Кирова всего 6 км. Независимо от того, было ли внезапное появление вражеских танков в Урицке демонстрацией или противник и впрямь замышлял нанести удар в сторону Кировского завода, танки нужно было найти, установить их количество и, если не удастся уничтожить, держать все время под наблюдением.

Я вначале усомнился в том, что вражеские танки находятся в Урицке. Не верилось, что фашистам за одну ночь удалось столь тщательно замаскировать громоздкую технику на почти открытой местности. К тому же разведка с воздуха велась при солнечной погоде. Правда, несколько смущало то обстоятельство, что разведка велась на истребителе и не была длительной, а фотоснимки не отличались высоким качеством. Наконец, наземные посты не слышали ночью удалявшегося шума танковых моторов. Я воздержался от окончательных выводов и приказал повторить воздушную разведку. Но задумался: что послать? СБ в данном случае не годился. Для тщательного фотографирования района Урицка требовалось не меньше часа. Естественно, гитлеровцы не позволили бы нашим летчикам летать столь долго - попытались бы сбить или отогнать их огнем зенитных орудий или подняли бы в воздух с ближайшего аэродрома истребители. А у СБ скорость маловата, и он не успел бы скрыться. Подумал о Пе-2. Но у нас в то время этих замечательных машин, почти не уступавших в скорости немецкому истребителю Ме-109, осталось совсем мало, кажется, двенадцать. "Пешки" были тогда единственной ударной силой ВВС фронта. Даже в столь малом количестве они очень выручали нас, и мы берегли их как зеницу ока. Все задания 125-му полку пикирующих бомбардировщиков я контролировал сам и весьма тщательно. Но в данном случае ситуация сложилась исключительная, я позвонил командиру полка В. А. Сандалову и велел немедленно подготовить один экипаж. Предупредил, что вести разведку, наверное, придется под непрерывным огнем зенитных установок неприятеля, что возможна встреча с "мессерами" и поэтому в экипаже должны быть железные парни.

- Сами понимаете, - добавил я в заключение,- что одной смелости тут недостаточно. Нужны выдержка и мастерство.

- Разрешите поговорить с летчиками, товарищ командующий,- ответил майор.

Я согласился, но предупредил, что время не терпит, и приказал сообщить о решении через десять минут. Звонок от Сандалова раздался раньше срока. Он доложил, что на задание вылетает комсомольский экипаж лейтенанта Владимира Рома-шевского.

- Комсомольцы - это хорошо,- заметил я.- А как у них с опытом?

Командир полка доложил, что экипаж участвовал во всех боевых действиях авиачасти, в том числе и в последней операции наших войск в районе Невская Дубровка - Отрадное.

В то время на левом фланге южного участка Ленинградского фронта после ожесточенных боев наступила небольшая оперативная пауза. Операция по деблокированию Ленинграда, начатая в сентябре по решению Ставки, не принесла успеха. Ни 54-я армия, действовавшая со стороны Волхова, ни войска Ленинградского фронта, наносившие встречный удар из района Невской Дубровки, не смогли одолеть вражескую оборону. Нам явно недоставало сил. Тогда командование фронта изменило план операции: отказалось от наступления на Синявино и приказало 54-й армии сосредоточить все усилия на мгинском направлении, а Невской оперативной группе войск захватить поселок Отрадное на левом берегу Невы и наступать вдоль железной дороги на Мгу.

В начале октября в районе Невская Дубровка - Отрадное разгорелись сильные бои. Для поддержки наземных войск командование ВВС фронта выделило авиагруппу, в которую вошел и 125-й бап.

Я был в районе наступления наших войск, своими глазами видел, в каких трудных условиях сражаются ленинградские летчики, и потому одно упоминание Сандалова о Невской Дубровке и Отрадном сказало мне об экипаже Ромашевского все.

- Такие парни не подведут,- закончил я свой разговор с майором.Информируйте меня, как протекает их полет.

Экипаж Ромашевского великолепно справился с опасным заданием. Полтора часа "пешка" бороздила небо над Урицком под яростным огнем зенитных установок противника.

Даже человеку, далекому от авиации, нетрудно представить себе, что значит такой полет. Он труднее, чем самая яростная штурмовка. Там - два-три боевых захода, каждый из которых длится считанные минуты, и можно возвращаться домой. Воздушный же разведчик находится под вражеским огнем до тех пор, пока не сфотографирует заданный район. Он летит только по прямой - туда-сюда, ткет свою незримую паутину, как ткацкий челнок: всякое отклонение от курса немедленно скажется на качестве фотосъемки. Командир экипажа воздушного разведчика должен обладать незаурядной силой воли и выдержкой, чтобы строго по курсу вести самолет, видеть вокруг частые шапки разрывов вражеских снарядов, чувствовать, как сотрясают машину взрывные волны, и не попытаться хоть раз небольшим маневром спутать расчеты зенитчиков противника.

Время тянулось томительно долго. Иногда я не выдерживал и сам звонил на КП 42-й армии.

- Ну, как там наша "пешка", летает? - спрашивал я и каждый раз с тревогой ждал ответа.

- Кружит, неизменно доносился чей-нибудь голос.

Иногда следовало добавление:

- Такие отчаянные ребята! И как их только не собьют? Слышите, как фрицы бьют, товарищ генерал?

Я вжимался в трубку ухом, и тогда мне казалось, будто я действительно различаю частую артиллерийскую стрельбу средних и крупных зенитных орудий.

Так минул час, пошел второй. Ромашевский оказался словно заколдованный. Потом выяснилось, что он очень ловко водил гитлеровцев за нос. Уже в полете ему вдруг пришла в голову мысль: а что если попытаться вести машину с отклонением от заданной высоты плюс - минус 50 - 70 м? Он спросил штурмана, скажется ли это на качестве фотосъемки. Штурман ответил, что такое отклонение по высоте допустимо, лишь бы в плоскости полет был строго прямолинеен. И тогда Ромашевский повел самолет волнообразно. С земли такой маневр неуловим. Вот почему немецкие зенитчики все время мазали. Они не знали об этом отклонении и не учитывали его в своих расчетах.

Наконец Сандалов доложил, что Ромашевский возвращается. С нетерпением ждали мы, когда специалисты прочитают отснятую пленку. Дешифровка уже подходила к концу, но ничего подозрительного на глаза не попадалось. И вдруг кто-то обратил внимание на какие-то странные следы возле домов на восточной стороне Урицка. Следы эти обрывались возле многих строений. Стали изучать их, и оказалось, что это вмятины от танковых гусениц. Но что здесь делали вражеские танкисты? Переночевали и убрались восвояси? Тогда почему ночью не было слышно шума моторов? Загадка. Ломали над ней голову дешифровщики, искали ответ на нее и мы у себя в штабе. Разумное решение не приходило. Кто-то даже высказал предположение, что гитлеровцы ночью просто отбуксировали танки в тыл. Нелепость такого маневра была очевидна. И все же, чем черт не шутит? Я уже стал было подумывать о том, чтобы послать разведчиков за Урицк в направлении Стрельны и Красного Села - пусть там поищут следы танков. Но тут раздался телефонный звонок от дешифровщиков и чей-то радостный голос доложил, что танки найдены.