Станислав Зарницкий - Чичерин

О себе Чичерин никогда особенно не думал, а в условиях тягот первых лет Советской России тем более.

— Лев Михайлович, — часто обращался он к своему заместителю, — попросите для меня машину, нужно ехать, а не на чем.

Даже много лет спустя после создания НКИД он отмечал: «Когда мне приходится ездить в какое-либо учреждение, я принужден просить это учреждение прислать мне автомобиль, потому что у меня самого нет. Все наркомы имеют автомобиль, кроме меня». Но говорил об этом вскользь, так, между прочим.

Полуголодное существование, тяжесть огромной ответственности, напряженный труд подтачивали здоровье. Чичерин не выдержал и слег. Ленин, узнав о болезни наркома, вызвал к себе заведующую совнаркомовской столовой Воронцову и поручил немедленно обеспечить больного питанием. Это было спасением для Георгия Васильевича, поскольку единственный источник снабжения — продовольственная комиссия НКИД — давно ничего не имела.

Сохранилось письмо В. И. Ленина Е. Д. Стасовой:

«Чичерин болен, ухода за ним нет, лечиться не хочет, убивает себя.

Необходимо от ЦК написать ему любезное (чтобы но обидеть) письмо с постановлением Цека, что Цека требует казенного имущества не расхищать, лучшего доктора (через Карахана хотя бы) вызвать, его слушаться, в случае совета доктора отпуск взять и в санатории пробыть необходимое время» [19] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 51, стр. 173. .

В октябре 1919 года у НКИД, который все еще находился в «Метрополе», отобрали несколько комнат для нужд другого учреждения и потеснили сотрудников. Чичерин без колебаний приказал перенести вещи из своего номера в кабинет, а освободившееся помещение отдал нуждающимся. С этого времени рабочий кабинет служил ему также и квартирой.

Чичерин не мыслил себя вне единственной, всепоглощающей работы, он полностью растворился в ней ради идеи революции. Это не был аскетизм в примитивном смысле этого слова. Просто иначе для него было нельзя.

Племянник наркома А. В. Чичерин об этом времени вспоминает: «Его быт того времени столь же героически анекдотичен, как и тот быт, который был превосходно описан в мемуарах Майского. Я отправился сначала разыскивать Георгия Васильевича в гостиницу, где он жил. Какая-то очень захудалая гостиница! Там в полутемном коридоре уборщица мне сказала, что Чичерин приходит сюда только к утру, чтобы поспать. Здесь у него никого никогда не бывает, и видеть его можно только в наркомате. Так я и не видел этого его жилища. Но создалось впечатление, что номер должен был быть более чем скромный.

В наркомате очень редких родственников и знакомых он принимал по принципу «живой очереди» вперемежку с другими посетителями, даже если это были малозначительные иностранцы. Во всяком случае, я сидел как-то в приемной с какими-то восточными деятелями в пестрых халатах. Но, когда доберешься до кабинета, Георгий Васильевич никогда не имел вида торопящегося и чрезмерно занятого человека. Напротив, он беседовал неторопливо и любезно… Через кабинет был повешен красный плакат, который приглашал Чичерина покруче вести себя с западными буржуями. Комната была просторная и обставленная не хуже, чем у А. В. Луначарского в Наркомпросе, но не имела вида служебного «учрежденческого» кабинета, а совершенно жилой вид и облик домашнего ученого кабинета. Даже корочки черного хлеба. Здесь работал, здесь и закусывал».

А работы все прибавлялось.

Осенью 1918 года наметились изменения в отношениях между Советской Россией и Германией. Поступавшие сведения говорили о непрерывном распаде немецкой военной машины, о скорой победе стран Антанты, о назревавшей революционной ситуации в Германии.

2 октября 1918 года Свердлов и Троцкий получили письмо от Ленина (Владимир Ильич лечился под Москвой). Ленин предлагал созвать объединенное заседание ВЦИК и других советских и профсоюзных организаций и в связи с революционной ситуацией в Германии обсудить предложения об отказе от союзов с правительством Вильгельма, о помощи немецкому пролетариату, выступления которого Антанта неминуемо будет подавлять, об увеличении численности Красной Армии до трех миллионов.

Георгий Васильевич сначала растерялся, столь неожиданными были для него ленинские мысли. Когда его попросили изложить свою точку зрения, он высказал опасения: ленинская оценка событий в Германии напомнила ему позиции прежних антибрестцев.

3 октября состоялось объединенное заседание ВЦИК. Чичерин с большим вниманием слушал ленинский анализ текущего момента.

«…пролетариат России не только со вниманием и восторгом следит за событиями. Он ставит вопрос о том, чтобы напрячь все силы для помощи немецким рабочим, которым предстоят самые тяжелые испытания, самые тяжкие переходы от рабства к свободе, самая упорная борьба и со своим и с английским империализмом. Поражение германского империализма будет означать на известное время и рост наглости, зверства, реакционности и завоевательных попыток со стороны англо-французского империализма…

Российский пролетариат поймет, что теперь от него потребуются вскоре величайшие жертвы на пользу интернационализма» [20] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 98–99. .

А спустя месяц в Австрии началась революция. В Москве шли демонстрации солидарности. Придя в здание Московского Совета, Чичерин, стоя у окна, смотрел, как стекаются на площадь перед зданием москвичи. Ветер доносил в распахнутое окно многоголосый шум улицы. Гул нарастал, и наконец отдельные голоса слились в единый мощный крик восторга: от Кремля в автомашине ехал Ленин.

Чичерин в последние дни почти ежедневно беседовал с Владимиром Ильичем. После этих бесед туманные дали становились яснее, понимание сегодняшних дел, их влияния на будущее — глубже и шире.

Силы Германии были на исходе. После краха Германии Антанта наверняка двинет свои полчища против России. Равновесие, которое существовало между враждующими коалициями, будет нарушено, возникнет угроза утраты мирной передышки, рассчитывать можно будет только на собственные силы.

1 ноября поступили сведения о том, что в Черное море вошла антантовская эскадра, а немцы ничего не предпринимают, как бы подталкивая тем самым Антанту к активным действиям. Георгий Васильевич после обсуждения вопроса в Совнаркоме сообщил Иоффе, чтобы он немедленно вступил в контакт с берлинскими властями и сделал представление об уклонении от выполнения обязательств по Брестскому договору. «С какой стати мы будем им давать деньги, если они, со своей стороны, перестали соблюдать договор и открыто перешли на сторону тех, кто фактически ведет против нас наступательную войну», — разъяснял он полпреду.