Станислав Зарницкий - Чичерин

Френсис одним из первых изъявил желание покинуть Вологду, но вмешался «зловредный спиритус». Ссылаясь на свою осведомленность, Нуланс запугивал послов, уверяя, будто бы Германия добилась от Советского правительства согласия на занятие немецкими войсками Москвы и что она требует переезда антантовских послов в столицу, чтобы захватить их там как «ценную добычу».

Несмотря на просьбу Советского правительства, послы Антанты категорически отказались переезжать в Москву и 22 июля заявили о своем желании выехать в Архангельск. Для этого им были предоставлены возможности. Послы, как писал Чичерин, «подобру-поздорову уехали в Архангельск, где ввиду военного положения в ожидании английской бомбардировки их пребывание было невозможно и откуда они 30 июля уехали в занятую англичанами Кандалакшу». Было приложено немало усилий, чтобы их выезд совершился самым корректным образом и не давал бы повода обвинять Советскую Россию, будто она враждебна к народам стран Антанты. Послу Френсису Чичерин направил такую телеграмму: «Прошу передать в ваших сообщениях через океан великому народу пионеров нового континента и потомкам кромвелевских революционеров, братьям по оружию Вашингтона, наше уважение и восхищение». Френсис в своих мемуарах потом писал, что он не выполнил этой просьбы Чичерина. Однако Чичерин подвергся за отъезд послов критике со стороны некоторых своих сотрудников. Против резких заявлений в адрес Антанты выступил Иоффе, который был склонен рассматривать это как ошибку советской дипломатии. По его мнению, Чичерин должен был приложить больше усилий, чтобы воспрепятствовать отъезду послов. 3 августа Ленин написал ему:

«Все, что Вы пишете в последних письмах, несуразно до сверхъестественности.

Проводить «прежнюю» политику неразрыва с Антантой после Онеги — смешно. Нельзя же даму с ребеночком сделать опять невинной» [18] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 134. .

Антантовская печать ответила на выезд своих послов озлобленным воем. Страницы газет запестрели сообщениями о «зверствах» в Советской России, о «варварском» отношении к представителям западных стран. Нарком специально пишет полпреду Иоффе: «На Западе нас обливают помоями. Выясните и делайте широко известным, чтоб дошло и в страны Антанты, что, между тем как без причин и объявления войны к нам ворвались хищники, мы не отвечаем варварством на варварство».

В эти дни Чичерина можно часто видеть на Пречистенке в Опероде (оперативный отдел Народного комиссариата военно-морских дел). Иногда он появлялся здесь вместе с Лениным, Свердловым, Дзержинским. Подолгу изучал военные сводки и молча стоял у карты. Линия фронтов перемещалась каждый день. Она ползла по карте и, казалось, неотвратимо приближалась к Москве. Возвращаясь в НКИД или в Кремль, нарком тщательно обдумывал ситуацию. Задуматься было над чем: на севере — англичане, на западе — немцы, на юге — белоказаки — Алексеев, Краснов, Дутов. Последних снабжали оружием и Германия и Антанта. Советскую Россию никто не снабжал, из нее тянули все жилы, тянули жестоко, настойчиво, тянули воровски и в открытую, на «законной» основе Брестского договора.

Наркому приходилось заниматься и внутренними делами, тем более что эти дела тесным образом переплетались с внешнеполитическими. Подмечена интересная деталь: у генерала Алексеева появилось новое вооружение, которое он мог получить только от немцев. Но ведь немцы оружием снабжают не Алексеева, а Краснова. После расследований выяснилось, что последний обменивает это оружие на хлеб.

Германское правительство требует начать решительную борьбу против Алексеева, которого оно рассматривает как ставленника англичан. Стало быть…

28 июля Чичерин передает в Берлин: «В действительности нет такого противоположения между немецкой и английской ориентацией среди казаков, как между Германией и Англией на поле сражения, ибо в конечном счете вся контрреволюция выгодна обоим. И даже, пожалуй, Англия останется в дураках, ибо если Алексеев, Дутов и все англофильские белогвардейцы победят, то победившей реакции придется опираться больше на Германию, чем на Англию. Но поскольку в нынешний момент Алексеев для них (т. е. для немцев. — Авт. ) неудобен, это противоположение, хотя и неглубокое, может быть использовано. А так как теперь элементы, в настоящий момент неудобные Германии, там сильнее, то это обстоятельство надо учесть и эту рознь надо углубить». Для этого имелись кое-какие возможности.

27 июля в Берлине возобновились переговоры. Германская сторона внесла проект экономического и политического соглашений. Она потребовала от Советской России отказа от обширной территории на западе, согласия на длительную оккупацию Донбасса, уплаты Россией 6 миллиардов рублей и поставок товаров на 1 миллиард.

Иоффе предлагает принять эти предложения. Чичерин тщательно анализирует их. Он сомневается. Его поддерживает Ленин. В Берлин передается указание не связывать себе заранее руки. Чичерин, тяжело переживавший брестскую трагедию, теперь, когда наихудшее было позади, требовал бороться за каждую уступку. Внесенные в проект соглашения положения о невмешательстве во внутренние дела России — большое достижение, это позволяет стабилизировать Западный фронт, но нужно добиваться большего.

Ленин, Свердлов, Чичерин десятки раз перечитывают статьи проекта. Соглашения подписываются не на день и не на месяц. Ради выгод сегодняшнего дня недопустимо закрывать глаза на будущее. Чичерин по указаниям Ленина помогает советской делегации в Берлине занять правильную позицию.

Случилось так, что германский сторона сама подошла к вопросу о контрреволюционном мятеже белоказаков. Новый германский посол в РСФСР Гельферих высказался через два дня после прибытия в Москву о желательности совместной борьбы советских и германских войск со ставленником Антанты Алексеевым. Нарком 2 августа в письме послу заявил, что «движение Краснова и Алексеева не имело бы такого размера, если бы германские власти не поддерживали его (по крайней мере, в отношении Краснова)». В то же время Иоффе, Красин и Менжинский, со своей стороны, в Берлине разъясняли германскому правительству, что помощь немцев Краснову — это та же помощь Антанте в ее борьбе против Германии. Так, действуя согласованно в Берлине и в Москве, вскоре удалось добиться поставленной цели, немцы перестали поддерживать Краснова, белые лишились одного из важных источников снабжения их оружием. Пошла Германия и на другие уступки.

В результате 27 августа Иоффе по поручению Советского правительства подписал дополнительные соглашения к Брестскому договору. Эти соглашения — важная победа, а для советских дипломатов — один из ценных уроков сложного внешнеполитического искусства.