Станислав Зарницкий - Чичерин

Немецкие требования нужно было отклонить решительно и безоговорочно. Чичерин, как всегда в трудную минуту, обращается к Ленину. В Кремле тщательно обговариваются аргументы каждого ответа немцам. Поток нот и заявлений не уменьшается. Этому значительно способствовал поверенный в делах Германии Рицлер, который, по определению Чичерина, был «безобразно труслив». После убийства Мирбаха ему повсюду мерещились заговоры, направленные против него. Рицлер приходил и НКИД словно на службу. Вновь и вновь Чичерину приходилось разъяснять ему советскую позицию. Времени не хватало. А тут еще обиды Иоффе: то не может дождаться из Москвы ответов на свои запросы, то не успевает выполнять распоряжения НКИД, хотя и работает по 20 часов в сутки.

В конце концов Чичерин, обычно умевший сдерживать свои чувства, вспылил: «Работать по 20 часов в сутки мне также приходится, разрываясь на части. При крайнем недостатке подсобных сил Карахану и мне приходится делать самим всякую техническую работу, в нормальных условиях возлагаемую на чиновников. Приходится положительно все ловить на лету. Нет времени сосредоточиться ни на одном вопросе».

В одно из очередных посещений Рицлера Чичерин, руководствуясь указанием Ленина, твердо заявил:

— Советское правительство решительно отклоняет требование о вводе войск в Москву, потому что ни один народ не может добровольно опуститься на уровень колониальной страны.

Рицлер ушел обескураженный. Ожидали новых ультиматумов. Запросили Иоффе, тот ответил, что в Германии «борются различные тенденции, но большинство за мир с нами и за начатие мирных торговых сношений». Видимо, больше шансов за то, что победит группа, выступающая за мир с Россией. Иоффе просил ни в коем случае не уступать германским требованиям.

И переговоры с Рицлером продолжались. Чичерин забыл, когда спал нормально. Голова пухла от бесконечных обсуждений, бесед, телефонных звонков и перестука юзовского аппарата. Трудность усугублялась всей сложностью обстановки. 16 июля нарком отмечал: «Кругом вихрь, рвут на части, безлюдье, не из кого слепить аппарат… Рицлер шантажирует… А вихрь бешено несется…»

19 июля 1918 года Ленин принял Рицлера. Снова терпеливо была изложена позиция относительно требования Германии о вводе войск в Москву. Владимир Ильич, заканчивая разговор, подчеркнул, что правительство РСФСР окончательно отклоняет унизительное требование. Немецкий дипломат в замешательстве не нашелся что сказать.

Прошла неделя. Германское правительство больше не поднимало вопроса о вводе войск, явно выжидая, не откажется ли Советское правительство от своей позиции, не испугается ли оно многозначительного молчания Берлина. «В этот момент, — писал Чичерин, — у меня было несколько продолжительных разговоров с Владимиром Ильичем. Он совершенно правильно оценил трудности, какие представило бы для Германии наступление на Москву. Считая необходимым отклонить требование германского правительства о вводе в Москву германского вооруженного отряда, Владимир Ильич с полнейшим спокойствием ожидал результатов нашего ответа». Нервы сдали и Берлине: 25 июля специальной нотой германское правительство объявило, что оно не настаивает на вводе войск в советскую столицу.

Но положение оставалось тревожным. Ленин 29 июля отмечал:

«…из этого соединенного усилия англо-французского империализма и контрреволюционной русской буржуазии вытекло то, что война гражданская у нас теперь с той стороны, с которой не все ожидали и не все ясно сознавали, и она слилась с войной внешней в одно неразрывное целое. Кулацкое восстание, чехословацкий мятеж, мурманское движение, — это одна война, надвигающаяся на Россию. Мы вырвались из войны с одной стороны, понеся громадный ущерб, заключив невероятно тяжелый мир, мы знали, что заключаем мир насильнический, но говорили, что сумеем продолжать свою пропаганду и свое строительство, и этим разлагаем империалистический мир. Мы сумели его сделать. Германия ведет теперь переговоры о том, сколько миллиардов взять с России на основании Брестского мира, но она признала все те национализации, которые у нас были проведены декретом 28 июня» [17] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 13. .

А на следующий день Чичерину пришлось принимать представителей держав Антанты, которые были весьма встревожены выступлением Ленина. Слова Ленина о том, что Россия находится по отношению к англо-французам в фактическом состоянии войны, они использовали, чтобы угрожать разрывом с Москвой, возложив на нее вину за этот разрыв.

— Мы, — ответил им Чичерин, — решительно отклоняем этот протест. Вторжение в наши пределы ничем не вызвано с нашей стороны. Трудящиеся массы России желают жить в мире со всеми народами и не объявляют никому войны. Это мы должны протестовать против вторжения к нам без причины, против уничтожения народного достояния трудящихся масс России, захвата и ограбления наших городов и деревень и расстрелов верных Советской власти местных работников. Мы не объявляем войны, но мы отвечаем на эти действия соответствующими мерами обороны…

— Вы несете ответственность перед своим народом за отъезд наших послов из России, — заявили послы. — Вы несете вину за разрыв дипломатических отношений.

— Нет, такой вины мы не несем…

И Чичерин спокойным, внешне бесстрастным тоном напомнил красноречивые факты.

Еще до убийства Мирбаха к Советскому правительству начали поступать сведения о том, что в Вологду, где собрался почти весь дипломатический корпус, стали стекаться контрреволюционные элементы, в частности бывшие царские офицеры. Именно здесь вынашивались планы мятежей и контрреволюционных выступлений. Стало также известно, что англичанами разработан план оккупации треугольника Мурманск — Архангельск — Вологда, одна из вершин которого была направлена в районы, занятые чехословаками.

Антантовские представители устанавливали здесь связи с антисоветскими местными организациями. Они слепо верили в широкое антисоветское подполье. Упорно и тщательно искал «народных вождей» французский посол Нуланс, кстати объявленный Советским правительством к этому времени «persona non grata» за свои антисоветские выступления. Такого «вождя» он обрел в лице Бориса Савинкова, а в ублюдочной организации «Союз защиты родины и свободы» увидел «народное движение».

Савинков требовал от Антанты высадки десанта в ближайшее время. В обмен предлагал развернуть «широкое» движение своего «союза». И все время канючил у Нуланса денег.

«Зловредный спиритус», иначе Чичерин Нуланса и не называл, упорно продолжал плести свои паучьи сети. По совету Ленина Чичерин в телеграммах разъяснял послам, что в Вологде создается опасное положение, что туда стягиваются авантюристически настроенные русские офицеры, возможны столкновения, а «когда бушует сражение — домов не различают». Безопасность послов может быть гарантирована только в Москве.