Станислав Зарницкий - Чичерин

На заседании ВЦИК при ратификации соглашений Чичерин говорил:

— В общем, при глубочайшем различии между строем России и Германии и основными тенденциями обоих правительств мирное сожительство обеих стран, являющееся всегда предметом стремлений нашего рабоче-крестьянского государства, является в настоящее время желательным и для германских правящих кругов… Обращая свой фронт против наступающего на нас англо-французского империализма, мы обеспечиваем себе тыл предъявляемыми сегодня для ратификации договорами с Германией.

В Берлине у юзовского аппарата нетерпеливо ждал вестей Иоффе. Москва долго не отвечала. Наконец аппарат заработал.

— Здравствуйте, Георгий Васильевич, — передает Иоффе. — Мне необходимо сейчас знать, ратифицировал ли ВЦИК? Из министерства непрерывно запрашивают.

— Договоры ратифицированы. Курьер только что уехал в Берлин, — отвечает Чичерин.

Закончился трудный отрезок пути, фронт был стабилизирован.

Однако к моменту подписания новых соглашений германское правительство фактически отозвало из Москвы свое посольство. Новый посол Гельферих, крупнейший представитель берлинских экономических кругов, пробыл в советской столице немногим больше недели. 7 августа он выехал в Германию для участия в особо важном коронном совете. В тот же день весь состав германского посольства переехал в Петроград, якобы для обеспечения своей безопасности, а оттуда перебрался в Псков. Возникли опасения, что немцы готовят новые провокации, необходимы контрмеры.

И в день ратификации дополнительных соглашений с Германией Советская Россия была объявлена единым военным лагерем. На Восточном фронте Красная Армия перешла в наступление.

Бросок германской армии не состоялся, советская дипломатия добилась осязаемого успеха.

Договоры с Германией открывали новые перспективы. Существовавший до этого момента известный простор для империалистической политики захватов по отношению к России значительно сузился. Надо, однако, развивать успех. Теперь дипломатии, как никогда, отводилась самая активная роль в отражении натиска внешней и внутренней контрреволюции. Как можно скорее добиться урегулирования отношений со странами Антанты — вот задача дня. НКИД использует все средства, чтобы вывести Советскую страну из войны. Но Антанта оставалась глуха к призывам о мире. Больше того, «постепенно сгущались тучи антантовской интервенции, — отмечал Чичерин. — Происходил процесс постепенного замуровывания России, изолирования ее антантовской блокадой, так называемым «окружением» или «санитарным кордоном».

Многочисленные враги Советской России не собирались складывать оружия. Они готовили подрывные акции, пытались влиять на колеблющихся, эксплуатировали невежество отсталых слоев населения, провоцировали крестьянские мятежи. Каждый мирный день был драгоценен. Время завоевывало массы, оно выступало на стороне революции.

В самом начале сентября ВЧК раскрыла и ликвидировала заговор Локкарта. Вслед за этим в Петрограде в бывшем здании английского посольства было накрыто тайное совещание с участием русских белогвардейцев.

Антантовцы подняли невероятный шум, требуя немедленного вмешательства во внутренние дела Советской страны. Еще бы, заговор Локкарта преследовал именно эту цель! При аресте этого агента были найдены письменные свидетельства далеко задуманного шантажа, намечалось опубликовать фальшивую «тайную переписку» Советского правительства с представительством Германии, подложные тексты секретных договоров. Врагам хотелось спровоцировать столкновение РСФСР с Германией.

Локкарт заслуживал серьезного наказания. Но было решено, и об этом заявил 6 сентября Чичерин, что в случае, если русские граждане получат возможность выехать на Родину, английские и французские, а среди них и Локкарт смогут покинуть Россию. Английское, как и французское, правительство согласилось на это: на Родину вернулись советские люди, в том числе М. М. Литвинов.

Советское правительство проявило максимум выдержки, оно терпело присутствие послов стран Антанты и не предпринимало никаких мер к их выдворению. Сложилось оригинальное положение: на территории Советской России находились посольства государств, не признававших ее правительства, но которые тем не менее поддерживали с ним какие-то отношения и даже пользовались дипломатическим иммунитетом. Советская же республика была лишена возможности иметь свои представительства в этих государствах. Больше того, при покровительстве буржуазных правительств бывшие царские послы пытались сохранить права представительства в ряде иностранных столиц. Действовали они там во вред Советскому государству. После отъезда Литвинова из Англии у Советской России осталось всего лишь три представительства: Иоффе в Берлине, Боровский в Стокгольме и Берзин в Берне.

Как добиться открытия новых представительств? Этот вопрос постоянно заботил наркома. Изыскивались различные средства. Вот, например, из Петрограда упорно не желает переезжать в Москву голландский посланник Удендайк. Он демонстративно уклоняется от любых встреч с советскими представителями.

Однажды все-таки он появился в Москве, но вел себя по-прежнему непозволительно дерзко.

После безуспешных попыток образумить посланника было решено потребовать от голландского правительства немедленно отозвать его и разрешить приехать в Голландию русскому представителю.

Снестись с голландским правительством можно было только через Берлин. Но Иоффе, учитывая дипломатический этикет, медлил.

Тогда Чичерин твердо предложил незамедлительно предпринять необходимые шаги. Эффект не заставил ждать: 5 октября Удендайк примчался из Петрограда в Москву. От его прежней заносчивости не осталось и следа, перед наркомом появился вежливый, благовоспитанный дипломат.

Он сообщил, что голландское правительство готово принять русского посланника. Ему поручено детально обсудить все вопросы, которые возникли в связи с новой фазой советско-голландских отношений. В заключение Удендайк попросил не настаивать на его отозвании. Чичерин ответил, что если принять во внимание заверение господина посланника о желании способствовать развитию советско-голландских отношений, то Советское правительство готово взять назад свое требование. Удендайк горячо поблагодарил его и любезно распрощался. Этот случай показал, что нормализация и установление дипломатических отношений не такое уж безнадежное дело.

В этой связи встали проблемы срочной подготовки кадров НКИД.

В течение еще многих лет Наркоминдел испытывал нужду в людях. Разве могли молодые, горячие, решительные парни оставаться кабинетными затворниками в стенах наркомата? Они рвались в бой, и, как только становилось известно, что производится очередная запись добровольцев в Красную Армию, НКИД недосчитывался многих сотрудников. Так ушел на фронт матрос Маркин — очень ценный, преданный делу работник, замечательный товарищ. Этот прирожденный боец отправился на Волгу, создал речную флотилию и к осени 1918 года уже громил белых. Под Свияжском он совершил легендарные подвиги. Во время разведывательного плавания на пароходе «Ваня-коммунист» Маркин героически сражался и погиб. Георгий Васильевич тяжело переживал смерть Маркина, и, пожалуй, гибель этого талантливого человека еще больше подтолкнула его к решительному сопротивлению против ухода сотрудников. Он даже выработал свой план возвращения в НКИД «беглецов»: звонил Дзержинскому, и по его просьбе ЧК находила и водворяла на место «дезертиров НКИД».