Паскаль Бонафу - Ренуар

И хотя казалось, что Ренуар совершенно безразличен к тому, что Осенний салон оказывает ему внимание, он не смог удержаться от поездки в Париж, где выставка работала с 15 октября по 15 ноября. В день её открытия в газете «Да Либерте» появилось его интервью, данное Монкаду. Его высказывания огорчили и разочаровали Дюран-Рюэля и Франца Журдена, организатора выставки: «Этот Осенний салон показался мне довольно бесполезным». Ренуар уточняет: «По правде сказать, это не я выставляюсь, а Дюран-Рюэль, попросивший позволить ему отправить на выставку несколько моих старых холстов. Я лично предпочёл бы выставить новые работы». Затем Ренуару пришлось оправдываться. Он объяснял Жоржу Дюран-Рюэлю: «Я не совсем понимаю недовольства уважаемого Франца Журдена. Меня спросили, почему я, никогда не участвуя в Салонах, решил выставиться в Осеннем салоне. Я ответил, что я не выставляюсь, когда меня не приглашают, но что я отнюдь не склонен из принципа прятать от публики свою живопись, когда меня настойчиво спрашивают, не хочу ли я представить свои работы. Я принял приглашение, испытывая доверие к организаторам этой выставки. Я попросил Вашего отца заняться этим, так как был очень болен и проходил лечение в Бурбоне. Я очень доволен, что поступил именно так, и все тоже довольны. Те, с кем я смог встретиться, считают, что эта выставка наиболее интересная и, что случается гораздо реже, организована со вкусом. Это несомненный успех. Чего ещё желать? Я опасался, как бы не было провала ввиду слишком большого числа выставок. Но коль скоро я ошибся — тем лучше. Я хотел бы лично поздравить Франца Журдена с успехом, но я прикован к своей комнате, и мне остаётся довольствоваться тем, что мне рассказывают, а это не так уж весело». Огорчение Ренуара усугублялось ещё и тем, что в соседних залах того же Осеннего салона были представлены 30 полотен Сезанна, тоже приглашённого, в знак уважения к его таланту, участвовать в выставке. Разумеется, Ренуар очень сожалел, что не может ещё раз посмотреть на эти работы, которыми он всегда так восхищался. В феврале-марте в журнале «Л’Оксидан» молодой художник Эмиль Бернар посвятил Сезанну слова: «Этот выдающийся художник очень скромен. Он столкнулся с невежеством и обструкцией своих современников и закрылся в своей мастерской… Он целиком поглощён страстью к живописи и считает, что его труд — сам по себе такое наслаждение, что можно вовсе не думать о признании или славе. Он питает отвращение к литераторам, считая, что они приносят огромный вред, бесцеремонно вмешиваясь в сферу живописи и искажая самое простое её понимание. Он знает только свой холст, свою палитру, свои краски, и, конечно, он никогда не выпустит из своей мастерской даже не совсем удавшийся этюд, если только истинные ценители, которые встречаются очень редко, сами не возьмут его, почти без ведома художника». Ренуар, неоднократно читая и перечитывая эти строки, мог считать, что это написано и о нём…

Мучительные боли, испытываемые Ренуаром, не мешали ему создавать полотна, полные радости жизни. «Мне кажется, что картина… должна быть приятной, радостной и красивой», — утверждал художник. 21 октября один из посетителей его мастерской отмечает в своём дневнике: «Ренуар, возможно, один из самых выдающихся мастеров современной живописи! Он не боится живописи; он помещает целый сад на соломенную шляпку, он сразу вызывает восхищение. Смотришь на его картину и видишь очаровательные улыбки его молодых девушек!.. А их глаза раскрываются, словно цветы! И мои глаза тоже широко раскрываются». Эти восторженные строки записал Жюль Ренар.

Несмотря на уважение, проявленное к его таланту, и большой успех выставки, Ренуар горько замечает в конце 1904 года: «Самые вкусные бифштексы становятся доступны, когда уже нет зубов».

Состояние здоровья вынудило Ренуара задержаться в Париже. Он стал заниматься серией литографий для Воллара, хотя поначалу отказывался это делать. Это сотрудничество с Волларом позволило художнику дать понять Дюран-Рюэлю, что он (как, впрочем, и другие, например Моне) не хочет зависеть только от одного торговца картинами. Но это не мешало Ренуару восхищаться мужеством, которое продолжал проявлять Дюран-Рюэль. В начале 1905 года он представил 59 полотен Ренуара среди более трехсот работ импрессионистов в галерее Графтон в Лондоне. Выставка называлась «Картины Будена, Мане, Писсарро, Сезанна, Моне, Ренуара, Дега, Моризо, Сислея». Она вызвала грандиозный скандал, о чём Дюран-Рюэль предупреждал Моне: «У нас очень много противников, а в Лондоне настроены против нас многие художники и почти все торговцы картинами. Они все пришли на выставку, чтобы смеяться и издеваться, но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». Ренуар, по мнению одного из лондонских критиков, «самый непостоянный из крупных импрессионистов», при этом «его поклонники, даже наиболее ярые, не в состоянии защитить отдельные периоды его творчества, когда он опускался ниже посредственности».

Подобные нападки ничего не меняют в жизни Ренуара. День за днём, неделю за неделей он строго соблюдает один и тот же строгий распорядок. Алина следит за тем, чтобы ничто его не беспокоило и не мешало работать. Они остаются в Кане до мая, затем приезжают в Париж, где проводят всего несколько недель, и снова уезжают, на этот раз в Эссуа. Там построили для Ренуара новую мастерскую. Летом в Эссуа пришло известие о том, что Ренуара просят взять на себя обязанности почётного президента очередного Осеннего салона. Об отказе не могло быть и речи. В то же время он категорически отказался дать интервью, где, как и в предыдущем году, он мог бы снова заявить, что этот Салон «довольно бесполезный».

Восемнадцатого октября состоялось открытие Осеннего салона, где Ренуар представил девять новых работ. Но не эти полотна, а другие, выставленные в зале 7, вызвали скандал. Накануне церемонии открытия Салона критик Луи Воксель опубликовал статью в «Жиль Блас», где писал: «В центре зала торс ребёнка и маленький мраморный бюст Альбера Марке, выполненный очень изящно. Изысканность этих бюстов поражает в окружении буйства ярких красок: Донателло среди диких зверей…» Так Камуэн, Манген, Марке, Вламинк, Дерен и Матисс заработали презрительное прозвище фовистов, 118так же, как когда-то, 31 год назад, Ренуара и его друзей прозвали импрессионистами… Яркие краски пугали публику. Скандал был настолько серьёзным, что президент Французской Республики Эмиль Лубе отказался открывать этот, третий по счёту, Осенний салон. Когда 25 ноября Салон закрылся, его почётный президент был уже снова в Кане. Морис Дени, 119в 1901 году после Салона Национального общества изящных искусств выступивший с хвалебной статьёй, посвящённой Сезанну, на этот раз написал отзыв об Осеннем салоне и переслал его Ренуару в Эссуа: «Ренуар, который, впрочем, больше не импрессионист, вызывает восторг своей поразительной поздней манерой. Эти обнажённые фигуры, могучие и пышные, напоминают женщин Рафаэля в его Станце дель Инчендио 120или фресках Виллы Фарнезина. Отметим, что его владение красочной палитрой и моделированием нисколько не повлияло на такие качества его живописи, как свежесть и наивность».