Юрий Гавриков - Че Гевара. Последний романтик революции

Спустя десять лет Гевара снова обращается к Фиделю на бумаге. Он пишет ему прощальное письмо, которое разрешает обнародовать, когда тот сочтет это своевременным. Фидель зачитывает его 3 октября 1965 года на заседании ЦК компартии:

«Фидель!

В этот час я вспоминаю о многом, о том, как я познакомился с тобой в доме Марии-Антонии, как ты мне предложил поехать, о всей напряженной подготовке.

Однажды нас спрашивали, кому нужно сообщить в случае нашей смерти, и тогда нас поразила действительно реальная возможность такого исхода. Потом мы узнали, что это на самом деле так, что в революции (если она настоящая революция) или побеждают, или погибают. Многие остались там, на этом пути к победе.

Сейчас все это имеет менее драматическую окраску, потому что мы более зрелы, но все же это повторяется. Я чувствую, что я частично выполнил долг, который связывал меня с кубинской революцией на ее территории, и я прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, который уже стал моим.

Я официально отказываюсь от своего поста в руководстве партии, от своего поста министра, от звания майора, от моего кубинского гражданства. Официально меня ничто больше не связывает с Кубой, кроме лишь связей другого рода, от которых нельзя отказаться так, как я отказываюсь от своих постов.

Обозревая свою прошлую жизнь, я считаю, что я работал достаточно честно и преданно, стараясь укрепить победу революции. Моя единственная серьезная ошибка — это то, что я не верил в тебя еще больше с самого первого момента в Сьерра-Маэстре, что я недостаточно быстро оценил твои качества вождя и революционера. Я прожил замечательные дни, и, будучи рядом с тобой, я ощущал гордость от того, что я принадлежал к нашему народу в самые яркие и трудные дни карибского кризиса.

Редко когда твой талант государственного деятеля блистал так ярко, как в эти дни, и я горжусь также тем, что я последовал за тобой без колебаний, что я мыслил так же, как ты, так же видел и так же оценивал опасности и принципы.

Сейчас требуется моя скромная помощь в других странах земного шара. Я могу сделать то, в чем тебе отказано, потому что ты несешь ответственность перед Кубой, и поэтому настал час расставанья.

Знай, что при этом я испытываю одновременно радость и горе, я оставляю здесь самые светлые свои надежды созидателя и самых дорогих мне людей... Я оставляю здесь народ, который принял меня, как сына, и это причиняет боль моей душе. Я унесу с собой на новые поля сражений веру, которую ты в меня вдохнул, революционный дух моего народа, сознание, что я выполняю самый священный свой долг — бороться против империализма везде , где он существует; это укрепляет мою решимость и сторицей излечивает всякую боль.

Я еще раз говорю, что снимаю с Кубы всякую ответственность, за исключением ответственности, связанной с ее примером. И если мой последний час застанет меня под другим небом, моя последняя мысль будет об этом народе и в особенности о тебе. Я благодарю тебя за твои уроки и твой пример , и я постараюсь остаться верным им до конца. Я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей революции и отождествляю до сих пор. Где бы я ни находился, я буду чувствовать свою ответственность как кубинский революционер и буду действовать как таковой. Я не оставляю своим детям и своей жене никакого имущества, и это не печалит меня. Я рад, что это так. Я ничего не прошу для них, потому что государство даст им достаточно для того, чтобы они могли жить и получить образование.

Я мог бы сказать еще многое тебе и нашему народу, но я чувствую, что это не нужно; словами не выразить всего того, что я хотел бы, и не стоит зря переводить бумагу.

Пусть всегда будет победа! Родина или смерть! Тебя обнимает со всем революционным пылом Че».

Эти слова Эрнесто Гевары, на наш взгляд, наилучшим образом опровергают тех, кто до сего времени пытается «откопать» в минувшем времени что-либо «сенсационно-жареное» о легендарном аргентинце, о его отношениях с Фиделем Кастро.

О том, что это — непродуктивные усилия, свидетельствует хотя бы признание одного из таких «копателей» — Альфредо Родригеса из боливийской газеты «Пресенсиа». Повторив одну из спекуляций по поводу причин отъезда Гевары с Кубы, он был вынужден признать: «Судя по всему, в том числе по заявлениям Кастро после отъезда Че, нет причин считать, что последний попал в неблагодарную немилость» [171] Che Guevara. Obras. Op. cit., v. 2, p. 697-698. .

Читатель, видимо, помнит, что эту книгу предваряют слова Че Гевары о его пристрастии к мечтаниям. Да, он был Великий мечтатель, и мечты его были грандиозны. По крайней мере, так кажется нам, простым смертным.

О чем же мечтал наш герой, какие принципы отстаивал, — об этом пойдет речь в данной главе.

Кому приходилось общаться с Геварой, знали, по крайней мере, о его главной мечте — покончить на нашей планете с обездоленностью и угнетением простых людей. Об этом свидетельствует его приятельница Мирна Торрес.

Во время беседы с Че в Гаване в 1963 году она рассказала ему о своей сестре, которая никак не могла сделать выбор в университете между археологией и медициной. «Мой случай, — отреагировал Гевара. Потом мечтательно задумался и добавил: Но все же самое важное — это освобождение народов... Революция» [172] H. Gadea. Op. cit., p. 255. .

Когда речь заходила о Революции с большой буквы, подлинной, бескорыстной, ничего общего не имеющей с государственными переворотами, с вульгарным захватом власти, призванной изменить не только условия жизни, но и самого человека, Мечтатель преображался, голос его становился звонким, глаза излучали какой-то неповторимый свет. Именно таким мне запомнился команданте во время беседы с вузовскими преподавателями из СССР.

Один из них, по-видимому, желая подтвердить слова Гевары (я далек от того, чтобы думать о других мотивах) о подлинной революции, вставил: «Как наша Октябрьская...» Че посмотрел на него, в глазах появилась его типичная лукавинка. «В основе своей — да...» Потом помолчал и совсем серьезно добавил: «Не подталкивайте меня к неделикатной критике друзей!»

Параллельно с указанными выше взглядами на революционную трансформацию общества Гевара обращал внимание на деятельную сторону, что нашло выражение в его лозунге — «делать революцию». И меньше всего правды было в утверждениях тех, кто увидел в этих словах призыв к ничем необоснованной, надуманной активности или тем более к навязыванию другим «экспорта» революции. При этом он призывал не смешивать данный вопрос с правом Кубы на сотрудничество и поддержку революционных сил континента.