Сергей Голяков - Рихард Зорге

Это была прекрасная школа, которая многому научила Рихарда, подготовила его для будущей работы в Токио.

В тот же сентябрьский вечер, часов около одиннадцати, на квартире Зорге раздался телефонный звонок.

— Хэлло, коллега! Только что получена телеграмма из Токио, — хрипел в трубке голос знакомого корреспондента агентства Рейтер, — большая заварушка в Маньчжурии. Японцы начали оккупацию северо-востока.

Да, Зорге ждал этой «сенсации». И звонок английского коллеги не был для него неожиданностью. Вот уже несколько месяцев Рихард направлял в Центр сообщения, предупреждавшие о приближении такого поворота событий.

Многочисленные данные, собранные Рихардом за время работы в Шанхае, подтверждали: японский империализм, пользовавшийся в годы первой мировой войны неограниченной свободой рук в Китае и потерявший эту свободу после ее окончания, мечтает о реванше. Однако вернуть потерянное было не так-то просто. Жирные куски от китайского пирога заглатывали американские и западноевропейские монополии. Во всей этой своре империалистических хищников Японии отводилось далеко не лучшее место. И вот в Стране Восходящего Солнца был разработан свой, особый метод грабежа. Японская военщина решила попросту отторгнуть часть территории Китая, превратить этот район в свою вотчину, стать там единоличным и неограниченным хозяином.

Но японские агрессоры рассматривали Маньчжурию не только как богатейшую природную кладовую.

Еще в Москве, в кабинете у Старика, Зорге ознакомился с текстом меморандума, который был представлен японскому кабинету одним из самых крупных военных стратегов — генералом Танака. В этом документе говорилось, в частности, о том, что захват богатейших ресурсов Китая и за ним Индии, стран Центральной Азии позволит японскому империализму осуществить свое нападение на Советский Союз.

«В программу нашего национального развития, — подчеркивал генерал, — входит, по-видимому, необходимость снова скрестить мечи с Россией».

Этот меморандум был датирован серединой июля 1927 года. С тех пор японская военщина ждала лишь удобного случая, чтобы приступить к осуществлению своих далеко идущих захватнических планов.

И вот сегодня этот момент наступил.

Рихард положил трубку и несколько мгновений сидел не шевелясь. Цепкая память выхватывала из вереницы событий и множества уже известных фактов то, что могло оказаться сейчас самым главным.

В Москве из просочившихся в печать сведений уже знали о существовании двух тайных планов, разработанных в тиши кабинетов японского генерального штаба. Один из них — под шифром «ХЕЙ» — план военной агрессии против Китая — отныне вступил в действие. Другой документ, под кодированным названием «ОЦУ», содержал в себе детали военных операций против СССР. Насколько длительным будет разрыв между началом осуществления двух этих планов? Этот вопрос был, видимо, сейчас самым главным. И поиски ответа на него нужно было начинать немедленно.

Через несколько минут Зорге уже сидел за рулем своей машины. Несмотря на поздний час, Шанхай еще не помышлял о покое.

В конце широкого, обсаженного платанами авеню Жоффр Рихард свернул налево и, миновав несколько переулков, выехал на набережную Хуанпу. Здесь, на знаменитом Банде, тесня и наваливаясь друг на друга, выстроились массивные многоэтажные здания иностранных банков и компаний. Тяжеловесная архитектура как бы символизировала незыблемость господства международного капитала на китайской земле.

Окна многих контор и оффисов светились. И эта деталь не ускользнула от внимания разведчика. Видимо, там уже проходили экстренные совещания в связи с началом японской агрессии. Конечно, все эти хищники не захотят остаться в стороне, добровольно уступить японцам то, что можно грабить сообща. К тому же все они были убеждены: Япония не ограничится агрессией против Китая. Она пошлет свои дивизии дальше на север, в Сибирь, на Урал.

Рихард так углубился в свои мысли, что чуть было не проехал мимо нарядного желто-розового здания с большими цветными витражами в окнах, Многие иностранцы хорошо знали дорогу к его массивным дубовым дверям, которые бесшумно распахивались далеко не перед каждым желающим. Здесь помещался один из самых роскошных шанхайских клубов — «Френч клаб».

Поднявшись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, Рихард прошел мимо просторного овального зала, где на качающемся полу кружилось несколько нарядно одетых пар, миновал коридор, ведущий к ресторану. Дальше начинались маленькие гостиные, для деловых бесед и встреч. У одной из них Зорге остановился. Здесь обычно собирались, чтобы обсудить последние новости, маститые иностранные корреспонденты, работавшие в Шанхае. От них всегда можно было узнать кое-что важное. Он уже взялся за ручку, как вдруг услышал за своей спиной чьи-то глухие шаги.

— Я чувствовал, что найду вас здесь, — смущенно улыбаясь, заговорил, направляясь к нему, невысокий, крепко скроенный человек в больших роговых очках. Это был Одзаки.

В безукоризненном черном костюме и белоснежной сорочке, лучший японский корреспондент в Китае выглядел явно утомленным и чуть побледневшим. Рихард понял: последняя новость взволновала Одзаки не меньше, чем его самого.

— Надеюсь, немного виски вам не помешает? — добродушно улыбнулся Рихард.

— Напротив, это как раз то, что может привести меня в чувство, — проговорил Одзаки, беря Рихарда под руку.

Они спустились в декорированный под аквариум бар и уселись за стойкой.

— Два двойных виски! — кивнул Зорге бармену.

— Мерси, мосье…

Человек, сидевший у стойки рядом с Рихардом, хорошо знал Китай. Свое детство он провел на острове Тайвань, где его отец был редактором газеты «Нити Нити Симбун». С детских лет Одзаки отличался острым аналитическим умом, вдумчивым отношением к окружающей жизни Он был неплохим поэтом. Его стихотворения, которые он подписывал псевдонимом Сирокава Дзиро, имели определенный успех. Но Одзаки интересовался и социалистическим учением. В студенческие годы он читал произведения Маркса, Энгельса, Ленина.

Окончив юридический факультет Токийского университета, он стал работать в крупных газетах — «Асахи Симбун» и «Осака Асахи». А с 1929 года он находился в Шанхае в качестве корреспондента этих газет.

Рихард уже давно присматривался к Одзаки. Чутье разведчика подсказывало ему, что этот умный, проницательный и дальновидный человек может стать его другом. Блестящий журналист, отличный знаток Японии и Китая, Одзаки, казалось, не разделял энтузиазма большинства своих западных коллег по поводу антисоветских настроений японской военщины. Однако до этой ночи Рихард не имел случая поговорить с ним по душам.