Джулия Мансанарес - Всего лишь 13. Подлинная история Лон

Слушание было назначено на 4 часа дня. Она стояла с высоко поднятой головой. Она так и не поняла, что она совершила. В конце концов, ее отпустили. Она почти никогда не помнит этот день. Для нее он такой же, как и все остальные. К моему удивлению, к ней пришел Энди. До его появления Лон пребывала в депрессии и была шокирована, увидев его.

К Лон приехал социальный работник, чтобы поговорить о сложившейся ситуации.

В воскресенье Лон жаловалась на боли в животе: я отвез ее в больницу в 11.30. Мы прождали до 3 утра, а затем нам сказали, что ее смогут принять только в 8. Нам нужно было возвращаться на суд, поэтому мы не стали ждать. Позже выяснилось, что она сама себе придумала боли в животе. С ней это часто происходило.

Мы с Лон приехали в суд в 9.45. Неделю назад ее арестовали за залоговые поручительства. В этот раз суд был короткий, и Лон была спокойна. Было такое чувство, что она уже привыкла к судебным тяжбам. Следующее слушание было назначено на 7 августа. В этот же день должны были прийти психологи и социальные работники.

Двое психологов и социальные работники пришли к Лон. Она рассказывала им о голосах, которые она слышит и о чувстве преследования. Доктор сказал ей, что это явные признаки психоза. Вызвали скорую помощь и отвезли ее в Харпландз. Она отказывалась от лечения, несмотря на то, что у нее были психические отклонения: она видела людей (несуществующих), слышала голоса, убегала из комнаты.

Я пришел на собрание по защите прав детей, чтобы сообщить, что она была в Харпландз.

Поздно вечером я забрал Лон из Харпландз.

Мы пошли к адвокату поговорить о предварительном слушании дела и обсудить болезнь Лон. Мы все еще ждали отчета психиатра.

К нам пришла медсестра из психиатрической больницы. Она выслушала Лон и спросила, как она себя чувствует. В июне Лон было особенно тяжело. Каждый день она просыпалась в постоянной борьбе за свое психическое здоровье. Ничто ее не утешало: ни звонки друзей, ни встречи с социальными работниками, ничего. Я начал подозревать, что уже ничего нельзя сделать, чтобы ей стало легче.

Адвокат Энди в Манчестере связался с нами по поводу развода. Он сказал, что они почти разведены, осталось только заполнить некоторые бумаги.

Лон узнала об отчете, вынесенном на собрании по защите прав детей 25 мая. Социальная служба должны будут оценить ее возможности по уходу за ребенком.

Лон была осмотрена врачами из Сатерлендшир [12] Сатерлендшир — графство в Шотландии (прим. пер.). центра. Они знали о ее уязвимом состоянии рассудка, и они ей не раз напоминали, что при таких вспышках гнева, ей просто необходимо принимать лекарства.

Ее обучали родительскому искусству, но ее сложно было увлечь. Она не помогала профессионалам наладить с ней контакт; она предпочитала оставаться в стороне.

Когда Маи принесли в дом, я постоянно говорил Лон, чтобы она ее кормила, а после кормления держала вертикально, чтобы отрыгнуть воздух. Она не интересовалась ничем. Она предпочитала отдавать своего ребенка социальным работникам, когда он начинал кричать. Дважды социальные работники приносили Маи домой на 30–40 минут. Ей было очень сложно установить эмоциональный контакт с дитем.

Позже я спрашивал Лон, почему она не признавала своего ребенка, почему она не дала ребенку имени, которое сама выбрала, а предоставила это сделать медицинским работникам. Она делала вид, что не слышит меня.

Психотерапевт — консультант сказал, что поведение Лон — это отражение способа борьбы с физической болью, которую она испытывает. Это следствие психоза и биполярных расстройств. С другой стороны, врачи сомневались, что у Лон реальные психические расстройства. Когда она думала, что она больна, ей нужны были лекарства. А когда она себя уверяла, что здорова, тогда она отказывалась от лечения и при этом чувствовала себя хорошо. Конечно, в психиатрической лечебнице были другого мнения, но диагноз консультанта был не менее интересен. Психотерапевт посоветовал постоянно разговаривать с Лон. Ее спасут беседы, а не лекарства.

Через некоторое время у Лон появилась навязчивая мысль, что ее хотят отравить. Она все нюхала, и, если продукт был не запечатан, она просила меня первым попробовать еду.

Психотерапевты хотели встретиться с Лон, чтобы обговорить ее психическое здоровье. Она отказалась принять участие в собрании. Она думала, что они расисты и не любят азиатов. Она сама себе была врагом. После собрания психиатры решили снова отправить ее в Харпландз на короткое лечение. Если бы к ней снова пришел ее консультант, он бы просто назначил новые лекарства.

Психотерапевт хотел предложить ей тест по послеродовой депрессии. Я сказал ему, что она просто заштрихует все ответы, так как депрессия уже — часть ее жизни. Лон теряет контакт с реальностью. Отвращение к своему ребенку растет с каждым днем. Оно выражается через постоянные недовольства тем, что девочку просто ей приносят на время. Она до сих пор гуляет по ночам. Она думает, что я не знаю об этом, так как всегда выходит через заднюю дверь.

Консультант-психотерапевт не смог убедить Лон пойти на прием к врачу, который в 2004 году поставил ей диагноз шизофрении. Лон была уверена, что доктора причиняют ей один вред. Ее обеспечили медикаментами.

Лон пошла на предварительное слушание дела. В этот раз не возникло никаких проблем. Она признала себя виновной.

По требованию Организации об опеке Лон назначили постоянного врача-психотерапевта. Он должен был приходить дважды в неделю и писать отчет.

История болезни Лон с ноября 2004 года по август 2007 года была местами неточной. То же самое было и у социальной службы. Я написал письмо на трех страницах, опровергающее некоторые факты. Я не посылал его в Организацию об опеке, так как мне это показалось бесполезным, но я послал его в социальную службу. Ответа не было. Прочитав его, любой смог бы сказать, что у Лон были серьезные психические отклонения.

В феврале 2006 года психотерапевт Лон написал в министерство внутренних дел, что у нее серьезное умопомешательство. У нее шизофрения. Он надеялся, что этот диагноз позволит ей остаться в Англии и получить здесь необходимую помощь.

В августе 2006 года было получено уведомление от Энди, что он не собирается поддерживать прошение Лон о визе из-за ее жестокого и неразумного поведения. Он также написал, что, если Лон откажут в визе, то у нее будут еще большие осложнения в психическом здоровье. Энди сказал: «Отошлете вы Лон обратно или нет, самое главное, не возвращайте ее ко мне; мы — просто друзья».