Александр Родимцев - Твои, Отечество, сыны

С нежностью думал я о наших курсантах, о боевом их командире — старшем лейтенанте Михайлове, который в эти минуты, наверное, подстегивал чистый подворотничок… И невольно вспомнились слова великого поэта: «Есть упоение в бою»…

Вскоре по телефону доложил обстановку Михайлов. Телефонный провод донес до меня и его взволнованность, и радость.

— Каковы потери? — спросил я, выслушав краткий доклад.

— Трое убитых и девять раненых.

— Как обстоит дело с боеприпасами?

— Маловато.

— Передайте мое указание Андрийцу: немедленно обеспечить боеприпасами все ведущие бой подразделения.

Немного помедлив, я спросил:

— А теперь скажите, уважаемый начальник школы, почему вы так долго не открывали огня?

— Дело очень простое, товарищ полковник, — отозвался он смущенно. — Мы схитрили малость… Думаем: пускай подойдут, подлые душонки, поближе: не промахнемся. И не промахнулись!

— Молодцы… Однако смотрите не зазнавайтесь. На войне одна упущенная минута может слишком дорого обойтись. Главное: по-прежнему будьте начеку. Гитлеровцы обозлены до предела: еще бы, такую пощечину получить! Они могут повторить атаку. На всякий случай посылаю вам для усиления группу автоматчиков с ручным пулеметом.

— Большое спасибо, товарищ полковник… Это как раз и нужно! Все мои курсанты благодарят.

Я положил трубку. «Меня благодарят курсанты»… У него это вырвалось так неподдельно. Милый, хороший человек! Да ведь это же мои курсанты, и я такой же, как вы, солдат, коммунист, брат и товарищ каждому из вас, и Родина у нас одна, и боль за ее страдания, и заветная мечта о победе.

…Из первого батальона, где находились Иван Самчук и старший политрук Марченко, донесли, что все атаки противника отбиты. Особенно сильный бой разгорелся на правом фланге батальона. Гитлеровцы несколько раз бросались в атаку и отползали, оставляя на поле боя десятки убитых и раненых.

Лишь отдельным группам немецких солдат удалось прорваться за передний край обороны на левом фланге батальона. Но и они были тут же уничтожены контратаками наших десантников.

День 14 августа был для бригады горьким днем. Мы почти полностью потеряли роту бойцов второго батальона, и это случилось по вине её командира капитана П. Никифорова, который заплатил за свою ошибку жизнью.

Вот как это произошло: после артиллерийской подготовки, находясь в составе 14-й стрелковой дивизии, бригада перешла в наступление. На участке второго батальона противник стал отходить мелкими группами в тыл. Это был только маневр врага, ловушка: немцы оставили в своих окопах двух пулеметчиков и до десятка автоматчиков. Те гитлеровцы, что отходили, нарочно изображали паническое бегство. Командир второй роты поверил, что враг действительно бежит. Он тут же поднял всю роту, развернул ее в цепь и скомандовал:

— Бегом… В атаку… марш!

С криком «ура!» бойцы бросились к окопам противника. Местность перед окопами была совершенно открытая, ровная, ни канавки, ни бугорка. Гитлеровцы допустили цепь на расстояние в сто метров и открыли пулеметно-автоматный огонь. Большая часть бойцов, раненые и убитые, остались на поле боя; но те, что уцелели, в их числе капитан Никифоров, решили довершить штыковую атаку. До окопов оставалось не более 50 метров: здесь они были расстреляны в упор.

Для нас это был поучительный урок.

За эти жаркие дни события на нашем участке фронта складывались явно не в пользу врага. Тем более злобствовали гитлеровские генералы. Срок взятия Киева, назначенный фюрером, уже миновал. Об этом мы узнали позже. А тогда нам было ясно, что командование противника собирает мощный кулак, чтобы прорвать и разбить нашу оборону.

Вскоре вражеская авиация начала «обработку» нашего переднего края. Характерно, что немцы использовали те же тактические приемы, которые мне много раз довелось наблюдать во время войны в Испании.

Группа самолетов Ю-88, в шесть-девять машин, избирала определенный участок, выстраивалась в форме круга за ведущей машиной и начинала бомбить позиции. Один за другим «юнкерсы» переходили в пике, сбрасывали свой смертоносный груз, а затем вели пулеметный и пушечный огонь.

Едва лишь первая группа самолетов улетала, как появлялась вторая, и снова начиналась эта «чертова карусель».

В течение 30 минут самолеты противника буквально висели над боевыми порядками бригады, и я испытывал не только душевную, но и физическую боль при мысли о том, что при такой сосредоточенности огня бригада неизбежно понесет огромные потери.

Сумеют ли обескровленные подразделения нашего первого эшелона отбить очередную атаку врага?

Правда, у нас были еще два свежих батальона: во втором эшелоне и в резерве. Но было ясно, что во вторую, решающую атаку гитлеровцы тоже бросят свежие силы и увеличат количество танков.

Опытные воины знают, что в минуты боя, под вражескими бомбами, под ливнями пулеметного огня, когда гибель кажется неотвратимой, а нервы напряжены до предела, мысль работает четко и ясно, и приходит то особенное спокойствие, которое, пожалуй, возможно только на грани жизни и смерти.

Человек, ответственный за жизнь сотен бойцов, многое заметит в эти минуты и многое припомнит.

Быть может, покажется странным, что, когда на нас с воем пикировали Ю-88, я думал о последних учениях бригады. Как пригодилась теперь наша тактическая выучка! А скромная саперная лопата, которую многие десантники считали излишней обузой, как была нужна она теперь и сколько сберегла жизней! Каждый солдат и офицер бригады теперь берег ее наравне с оружием и считал незаменимой помощницей в бою.

Но вот наконец-то «юнкерсы» отбомбились. Пожалуй, немецкие «асы» были уверены, что на этом квадрате площади в живых не осталось ни души. Да и в самом деле, как уцелеть здесь человеку, если вся земля вокруг взрыта, перепахана и обожжена разрывами бомб, молодой сосняк выкорчеван, ветви его измочалены, а из десятка старых сосен сохранилась лишь одна?

А человек — удивительное творение природы! — человек жив. Рядом со мной шевелятся сбитые ветки; отбрасывая их и стряхивая с гимнастерки пыль, с земли поднимается рослый курсант. Он смеется. Да, он смеется!

— Ну, дьяволы, понаделали металла… Дал бы я вашему Круппу — по крупу!

Он достает пачку «Нашей марки», закуривает, угощает товарища. Я слышу спокойный деловитый разговор.

— Теперь будем ждать артналета?

— Конечно. Только это недолго.

— Что ж, переждем…

До начала вражеской артиллерийской подготовки я успеваю возвратиться из подразделения на свой наблюдательный пункт. Нарастающим громом докатывается первый залп немецких батарей. Противник действительно не жалеет металла. Снаряды рвутся в расположении школы и снова в секторе, оставленном вторым батальоном. Гудит, ощутимо вздрагивает земля…