Кло Андре - Харун Ар-Рашид

На жизненном пути эмира правоверных попадались многие другие женщины, которые по ночам лишали сна Зубайду. Однажды, когда ее сильно встревожил успех некоей прекрасной соперницы у Харуна, она обратилась за советом к Улайе, младшей сестре халифа. Та пообещала вернуть ей царственного ветреника. Будучи талантливой поэтессой, Улайя написала стихи и положила их на музыку: «Даже если вырвут мне сердце, никогда оно не забудет о нем…» И когда тем же вечером Харун по своему обыкновению вышел прогуляться по одному из внутренних двориков дворца, молодые рабыни обеих принцесс затянули новую песню о примирении. Потрясенный халиф вернулся к Зубайде, а на юных певиц обрушилась лавина динаров и дирхемов.

Дхат ал-Хал («Родинка»), Сихр («Очарование»), Дийя («Великолепие»), гречанка Хайлана (возможно, Елена)… Первая, на щеке у которой действительно была родинка, обошлась халифу в 30 000 динаров. Но в один прекрасный день она ее утратила во время ссоры с одной из женщин гарема, завидовавшей тому, что Харун проводит время с Родинкой. В ярости последняя отрезала нос своей противнице нос, которая посмела лишить ее бесценного украшения, и все это нашло завершение в стихотворении, которое исполнил несравненный Ибрагим ал-Мавсили. Была еще красавица Инан из Центральной Аравии, обладательница выдающегося поэтического дара, которую Харун не смог купить из-за непомерной цены, назначенной ее хозяином! Позднее в гареме появилась еще одна гречанка, на этот раз из Гераклеи, которая попала в плен во время боев за ее родной город.

В окружении всех этих молодых и соблазнительных соперниц стареющая Зубайда сумела сохранить любовь, преданность и уважение Харуна. Она поражала его своим вкусом, воображением, великолепием своего жилища, а также набожностью. Целыми днями в ее покоях около сотни молодых рабынь читали вслух Коран, сменяя друг друга группами по десять. Разумеется, она, не считая, тратила деньги на наряды и самые экстравагантные фантазии: у нее даже была обезьяна, при которой состояли тридцать человек, сопровождавшие ее во время прогулок. Однажды, выйдя из себя, один военачальник выхватил меч и разрубил животное пополам. Но ее великодушие и милосердие не знало границ. На многочисленных страницах, которые Масуди посвятил жизнеописанию аббасидских принцев и принцесс, он повествует о «важных делах и необыкновенной верности исламу», которые отличали Зубайду: «Благородство и величие этой принцессы, как в серьезных вещах, так и в развлечениях, вынуждают поставить ее на первое место. Она пожертвовала тысячи динаров на гостиницы, водоемы и колодцы, которыми она одарила Хеджаз и приграничные районы империи… и все это не в ущерб другим дарам, помощи и благодеяниям, которыми она осыпала нуждающихся».

Итак, насколько мы можем судить, в конце VIII в. Харун, великий восточный правитель, был также самым могущественным и самым богатым человеком в мире. Слава о нем достигла всех концов земли. Он жил во дворце, возвышавшемся над Тигром, в окружении сотен женщин, принцев, чиновников и прислужников и невероятной роскоши. Все это общество действовало, интриговало и развлекалось в атмосфере изысканности и жестокости, достаточно точное представление о которой мы черпаем из документов и сказок того времени. Автор одного двустишия получал тысячи дирхемов, а иногда даже и динаров. Прекрасная певица, купленная на невольничьем рынке, входила в гарем повелителя правоверных или какого-нибудь принца, и ее самые безрассудные мечты тотчас же сбывались. Самая утонченная, но и самая грубая любовь царствовала среди редкостных и прекрасных сокровищ. Но добрый Харун совершал свои ночные прогулки по Багдаду в сопровождении палача Масрура, «меченосец его мщения», и именно добрый Харун приказал одному из своих сыновей обезглавить пленника, чтобы посмотреть, хорошо ли он овладел кривой турецкой саблей…

В обычные дни посетителей допускали во дворец в белой одежде, но во время торжественных приемов все должны были приходить в черном, который оставался цветом Аббасидов. Наряд включал в себя ряд обязательных элементов: кабаа, своего рода куртка с рукавами, доходившая до икр, калансува, высокая тюбетейка из шелка или меха, сабля и пояс. Во время подобных церемоний на Харуне была дураа, просторное шелковое или льняное одеяние с рукавами, застегивающееся спереди и щедро затканное золотом, и калансува с тюрбаном. На плечах его красовался плащ Пророка (бурда), а руках были жезл и сабля. Аудиенции имели место по случаю вручения наград, возложения новых обязанностей, победоносного возвращения военачальника. Самые торжественные и роскошные приемы устраивались для встречи посла, которого халиф стремился особенно поразить, чтобы он рассказал своему господину о могуществе повелителя правоверных.

По своему великолепию ни одно из празднеств, которые когда-либо проходили в багдадском дворце, не превзошло церемоний, сопровождавших женитьбу халифа Мамуна, сына Харуна, на Буран, дочери визиря Хасана ибн Сахла. Разговоры об этом событии не утихли на Востоке даже спустя несколько веков. Хасану, отцу невесты, свадьба обошлась в фантастическую сумму в 50 миллионов дирхемов; Зубайда по этому случаю истратила 35, а еще одна принцесса — 25 миллионов дирхемов. Летописцы той эпохи рассказывают, что Хасан приказал одарить приглашенных сосудами с мускусом размером с дыню. В каждый их них был вложен лист бумаги с названием земельного участка, именем раба или рабыни, и пр. Чтобы завладеть этими подарками, часть которых стоила целое состояние, приглашенным было достаточно предъявить этот листок специальному чиновнику. Под ноги жениху летели бесчисленные жемчужины, и гостям оставалось лишь наклониться, чтобы их собрать. Наконец, бабушка невесты высыпала на нее целую тарелку отборного жемчуга, которую Мамун приказал тут же снова наполнить жемчужинами, чтобы подарить их своей молодой жене. По случаю этой свадьбы Зубайда подарила Буран знаменитую кофту, принадлежавшую Абде, жене омейядского халифа Хишама. Пуговицы на ней были сделаны из бриллиантов и рубинов. Празднование продолжалось двадцать семь дней, при этом не прекращалась раздача народу золотых и серебряных монет, сосудов с мускусом и амброй.

Празднества, отмечавшие восшествие Махди на трон, обошлись так дорого, что государственная казна на некоторое время опустела. Сохранилось также воспоминание о пирах, которые несколькими десятилетиями позже устроил халиф Мутавакил по случаю обрезания одного из своих сыновей, пригласив на них 4000 человек. Сиденья и подносы для напитков были инкрустированы драгоценными камнями, и были выставлены тарелки, наполненные золотыми монетами, откуда гости могли черпать полными пригоршнями. «Эмир правоверных велит вам брать все, что вы пожелаете», — выкрикивали служители. Членам халифской семьи и служителям был роздан миллион дирхемов. Каждый из приглашенных получил по три почетных одеяния, а для того, чтобы увезти все полученные подарки, в распоряжение гостей была предоставлена тысяча лошадей и ослов. На все это празднование халиф потратил 86 миллионов дирхемов.