Оксана Балазанова - 10 гениев живописи

Они часто спорили. Это не были ссоры. Это были горячие диспуты в основном на творческие темы. Для Винсента на первом месте всегда была работа, и если она шла успешно, несогласия в спорах его мало трогали. В общем, он был вполне удовлетворен своим компаньоном и напряженной, но вдохновляющей арльской жизнью. В его письмах нет намека на недовольство. И вдруг в письме от 23 декабря художник пишет следующее: «Боюсь, что Гоген немного разочаровался в славном городе Арле, в маленьком желтом домике, где мы работаем, и главным образом во мне». «Разочарование» назревало давно. Поль был привычен к югу, в отличие от Ван Гога. В Арле Гогена с самого начала держали, в основном, денежные затруднения. Споры его раздражали, в делах в Париже как раз наметились какие-то положительные сдвиги. Но главное, он стал замечать в поведении друга какие-то странности. В середине декабря Гоген написал Тео, что собирается вернуться в Париж. Прошло еще две недели. Винсент с Гогеном съездили в Монпелье в музей, опять много спорили, Винсент написал «Пустые стулья»: простой пустой желтый стул в солнечных лучах и гнутое энергичное кресло Гогена со свечой, от которой грозят загореться неустойчиво лежащие книги.

24 декабря наступила развязка. Подробности этого события, к сожалению, сейчас восстановить сложно. Обычно ссылаются на воспоминания Гогена, написанные им через 15 лет, в которых есть явные противоречия. Гоген рассказывал, что они сидели в кафе и пили абсент. Вдруг Винсент схватил стакан и бросил в Гогена. Гоген уклонился, вытащил друга из-за стола и отвел домой, где тот сразу уснул, а проснувшись утром, смутно вспомнил, что накануне чем-то обидел Гогена. Тот ответил, что не сердится, но, тем не менее, хочет уехать. Вечером он, якобы, пошел пройтись, услышал за собой торопливые шаги и, обернувшись, увидел Ван Гога с открытой бритвой в руках. Винсент бросился было на Гогена, но «парализованный его взглядом» развернулся и побежал домой. Гоген не стал возвращаться в их дом, а заночевал в отеле. На следующее утро, подойдя к дому, увидел толпу и нескольких полицейских. Гогену сказали, что его товарищ мертв. Когда он вместе с полицейским поднялся наверх, Винсент лежал в постели, закутанный в одеяло. Вся комната была забрызгана кровью, но Ван Гог был жив. Оказалось, что, вернувшись домой, он отрезал себе бритвой ухо (Гоген пишет: «у самой головы», на самом деле – только мочку уха), тщательно завернул его в салфетку, потом отправился в знакомый публичный дом, где вручил ухо одной из девиц Габи «на память», что и вызвало переполох в городе. Потом Винсент вернулся домой, закрыл ставни, лег и уснул. Убедившись, что жизни Ван Гога ничто не угрожает, Гоген сразу же ушел, попросив комиссара передать товарищу, что он уезжает в Париж. Полицейский тут же послал за врачом. Проснувшись, Винсент выглядел спокойным, только попросил курительную трубку и спросил о Гогене.

Эта история выглядит несколько по-иному, если обратиться к письмам друзей и знакомых. Эпизод со стаканом произошел на две недели раньше (именно после него Гоген и написал первое письмо Тео). Бернар в письме к Орье пересказывал историю, которую услышал от Гогена сразу по возвращении того из Арля. «Вот что он мне рассказал: «Накануне моего отъезда Винсент побежал за мной, – дело было ночью, – а я обернулся, потому что Винсент последнее время вел себя странно и я был настороже. Затем он сказал мне: «Ты неразговорчив, ну и я буду таким же». Я отправился ночевать в гостиницу, а когда вернулся, перед нашим домом собралось все население Арля. Тут меня задержали полицейские, так как весь дом был залит кровью. Вот что случилось: после моего ухода Винсент вернулся домой, взял бритву и отрезал себе ухо». Похоже, что легенду о нападении с бритвой Гоген создал уже потом, поскольку в парижских кругах ходили разговоры о неблаговидном поведении Гогена, малодушно покинувшего друга в трудную минуту. Это более вероятно, поскольку агрессивных склонностей во время припадков у Ван Гога ни до того ни после не наблюдалось.

Несмотря на то, что Гоген оставил его в трудную минуту, Винсент до конца жизни относился к Полю дружелюбно, переписывался с ним, справлялся, как идет работа. Он хорошо понимал Гогена. А для Ван Гога понять – значило простить.

После того, как Винсента поместили в арльскую больницу под наблюдение врача (точнее, 23-летнего практиканта) Феликса Рея, он оставался без сознания три дня. Гоген, уезжая из Арля, предварительно вызвал Тео. Когда тот приехал, Винсент уже начал приходить в себя. Он плохо помнил происшедшее, не понимал, зачем надо вызывать с места Тео, который как раз обручился с Иоханной Бонгер. Он уверил брата, что с ним уже все в порядке, и настоял, чтобы Тео вернулся в Париж.

В первых числах января Винсент уже приступил к работе, написав длинный тоскливый зал арльской больницы с закутками постелей и группой больных возле незажженной печурки. 7 января он вышел из больницы. Верный Рулен доставил его домой и вместе с семьей заботился о нем и после этого.

Все прошло так быстро, что Винсент отнесся к этому не серьезно, уверяя окружающих, что это обычный шок от переутомления и местного климата. Время от времени он ходил на перевязку к милому и внимательному Рею, написал его портрет. Тот с благодарностью принял подарок и только через много лет с удивлением узнал, насколько большую ценность хранил на своем чердаке. В эти дни Винсент написал еще два автопортрета. И если первый – скорее этюд, как будто художник проверял: вернулось ли к нему его искусство, то второй тянет на философское обобщение. Недаром его никто не называет автопортретом Винсента Ван Гога, а просто – «Человек с перевязанным ухом». Это образ стоического человека, не сломленного судьбой. Вейсбах дал ему еще более яркое название – «И все же!»

Казалось, все вошло в свою колею. И если бы не бессонница, Винсент считал бы, что все нормально.

В начале февраля у него появились кошмары и галлюцинации. Он собрался с силами и сам пришел в больницу. Его опять госпитализировали. Похоже, все было серьезнее, чем казалось сначала. Пробыв некоторое время в госпитале, Ван Гог снова быстро оправился, вернулся домой и принялся за работу. Вдруг в марте к нему явились полицейские и силой увели в больницу. Доктора Рея в тот раз не было, и Ван Гога заперли в изолятор. Он старался не протестовать, чтобы его не приняли за буйнопомешанного. Как потом выяснилось, группа жителей Арля подала мэру заявление с 30 подписями, требуя лишить Винсента Ван Гога свободы действий.

Тео, тревожившийся за брата, узнал об этом от пастора Саля – одного из горячих доброжелателей Винсента. Тот писал, что в свете первого приступа теперь все мелкие странности, не стоящие внимания, истолковываются неблагоприятно для Винсента.