Татьяна Михайловна Соболева - В опале честный иудей

Будь хоть я тыщу крат Гиппократ, будь хоть я Моисеем - все равно не берусь!

Утонула в кровище, захлебнулась в винище, задохнулась от фальши и лжи...

А под соколов ясных рядится твое воронье.

А под знаменем красным жируют жулье да ворье.

Тянут лапу за взяткой чиновник, судья, прокурор...

Как ты терпишь, Россия, паденье свое и позор?!

Возражают поэту коммунистические цари, похваляясь преобразованиями в стране:

... .Русь отсталой была,

Русь сохою жила, а при нас стала вся

электрической, металлической, чудо-космической.

Полемизируя с комцарями, мастерами феерических слов, поэт спрашивает:

.. .Ну, а где Человек?

Ну, а где Человек,

россиянин свободный, с достоинством?

...Кто поможет, скажи, во спасенье души, чтоб ты стала здоровой Россиею, чтоб ты стала свободной Россиею?

.. .и откуда прибудет спасение?..

Чу, мне слышится грозное пение:

Мы наточим топоры, топоры, их припрячем до поры, до поры, до поры, до времени, а потом - по темени!.. Ии-эх!

Кто поет?.. Это - правда иль слуха обман?

А России душа умирает от ран!..

Раздумье поэта в последних строках стихотворения или прямой призыв к восстанию? Что же касается технических достижений страны, то это - дань общечеловеческому прогрессу, дань историческому развитию человечества независимо от главенствующей в СССР системы. Египетские пирамиды возведены, как известно, рабами.

Роман «Ефим Сегал, контуженый сержант» увидел свет в 1999 г., спустя 22 года после его написания, 13 лет спустя после смерти Ал. Соболева, и я еще раз призываю склониться перед силой духа, мужеством поэта Ал. Соболева, которому всю жизнь пришлось работать «в стол», «в стол», «в стол»...

Ату, его, ату!.. И все время под аккомпанемент звучащего в мире «Бухенвальдского набата»...

«Что ж, настрадался не напрасно, не зря, не попусту живу». Он заслужил право на эти слова.

ФАКТ КОММУНИСТИЧЕСКОГО РАБСТВА

Ал. Соболев возмущен, ему больно за бесправие советских людей, за отсутствие у них протеста против своих поработителей. Они привыкли... Они смирились... Порой, как уже было сказано, демонстрируют довольство. А поэт твердит о «всенародном бездумье», он в отчаянии, видя «тупую правящую рать, народ безвольный, алкогольный». Да не будет выглядеть он хулителем, злобным клеветником. И доказать лишний раз его честность до щепетильности, строжайшую правдивость в творчестве поможет рассказ об одном из лучших его публицистических стихотворений, которому он дал тревожное название «В село Светлогорье доставили гроб». И первые строки проясняют, о чем он поведет речь:

В Россию из

Афганистана

на черных крыльях монопланов плывут, плывут,

плывут гробы...

Слово не подберешь: «взорвался», «взлетел», «взбесился»... чтобы точно обозначить его реакцию на первые цинковые гробы из Афганистана. Он метался по квартире - я таким его раньше не видела - и, обращаясь скорее не ко мне, его собеседнице, а к тем, кто не мог его в тот момент слышать, повторял: «Почему они (советские люди. - Т.С.) молчат?! Почему не выходят на Красную площадь с протестами, не кричат, не возражают?! Как терпят, ведь у них, как у рабов, отбирают детей, гонят юнцов на бессмысленную смерть?!»

Это было для поэта потрясением. И оно, естественно, вылилось в стихи, поэтический приговор преступникам из Кремля. Бывший фронтовик, защитник Отечества в годы Второй мировой войны вспоминает:

Почти мальчишками когда-то в руках с разящим автоматом за Родину мы шли вперед - освободители-солдаты.

В народе подвиг наш живет.

А вас кто, по какому праву на смерть бесславную направил?

Какой вандал? Каких кровей?

Чтоб стали вы червей потравой во имя правящих червей?!

И вот в село Светлогорье доставили цинковый гроб... И люди из окрестных деревень окружили «тот дом, тот гроб, то бездонное горе...».

Рыдает, причитает над сыном безутешная мать.

И женщины плакали горько вокруг, стонало мужское молчанье.

А мать поднялась вдруг у гроба

и вдруг возвысилась, как изваянье.

Всего лишь промолвила несколько слов:

- За них, - и на гроб указала, - призвать бы к ответу кремлевских отцов!

Так, люди? Я верно сказала?!

Вы слышите, что я сказала?!

Толпа безответно молчала -

рабы!

И вот он, чудовищный итог рабства, безропотного долготерпения, вот причина, по которой опять и опять:

В Россию из

Афганистана

на черных крыльях монопланов плывут, плывут,

плывут гробы...

И не видно конца зловещей, трагической веренице траурных рейсов... Происходило это на 68-м году «Великого Октября». Одно из «величайших достижений» советской власти - коммунистическое рабство остро ударило по сознанию поэта Ал. Соболева. И он заклеймил его позором. В назидание потомкам. Как исторический факт, исторический урок.

ИЗУВЕРЫ

Изувер - человек, доходящий до крайней, дикой жестокости. Изуверство - изуверский поступок, жестокость (С. Ожегов).

Последние годы жизни поэта Ал. Соболева... То, о чем я расскажу в этой главе, наверняка не имеет аналога в истории. Права ли я, назвав действующих лиц непридуманных событий изуверами, - судите сами. Трудно быть хладнокровным, бесстрастным «летописцем», когда приходится говорить о предсмертных физических и моральных страданиях самого близкого человека. Но я постараюсь, я обязуюсь сдерживать себя. Могут ли минувшие с тех пор два десятилетия «сгладить», «смягчить» засевшее в памяти глумление над умирающим, обреченным? Я не способна сказать «да».

Лежачего... бьют! И это не крик о помощи, а констатация факта, факта, не столь уж отдаленного по времени. Еще хуже, еще страшнее - бьют умирающего. И это не репортаж из пыточных камер. Таково недавнее прошлое, и касается оно автора знаменитого «Бухенвальдского набата».

Поправку в общепринятые нормы нравственности, известные по поговорке «лежачего не бьют», внесли не прожженные бандиты, которым все ни по чем, а оппонирующая Ал. Соболеву группа советских писателей. То, что они были издателями, следует понимать как знак повышенного к ним парт-доверия: еще бы, труженики, бойцы идеологического фронта, приученные перебирать ножками по узенькой дощечке цензурных ограничений. И не упасть. Не поскользнуться. Ловко лавировать.

Объектом ненависти этой боевой и несокрушимой «дружины» и стал в начале 80-х годов поэт Ал. Соболев. Неугодный партии. Безоружный. Без чьей-либо поддержки извне. С правами узника карцера. Инвалид войны, уже перенесший к тому же первую онкологическую операцию. Забытый.

Возникает вопрос: неужели нашлись люди (или нелюди), чтобы усугублять положение человека с названным запасом «прочности», да еще при одиночестве?!

Что касается Ал. Соболева, то он уже не тот, который в день своего пятидесятилетия заявил: «Я не хочу пока итожить, что людям дал, что - задолжал... И дальше в путь, и дальше в путь... Дел впереди - край непочатый...» К концу шестого десятка лет жизни, в последние тридцать лет перенасыщенной, изобилующей вереницей унижений и оскорблений на национальной почве, он без иллюзий, мужественно, даже с оттенком иронии «подводит черту»: