Елена Васильева - 50 знаменитых любовников

В начале мая молодожены прибыли в Берлин и поселились в одном из лучших отелей города. Там они провели полтора месяца, периодически выезжая в другие города Германии. Есенин в Берлине вел достаточно деловой образ жизни. Он посещал редакции, оговаривал с издательствами планы издания своих книг. Вечером, как правило, его ожидали гости, встречи, выступления, неизбежная выпивка и, конечно, скандалы с женой. В конце концов Есенин сбежал от Дункан и спрятался в одном из семейных пансионов, где полностью расслабился, спокойно попивал водочку с друзьями и писал стихи.

Узнав о его побеге, Айседора села в машину и за три дня объездила все отели и пансионаты в городе. Наконец, нашла беглеца и ворвалась в тихий пансион ночью, когда хозяева и жильцы уже спали, а Есенин с друзьями спокойно играл в шашки. Разъяренная женщина перебила всю посуду, сорвала со стены огромные часы, разорвала кружевные гардины. Закончив разбой, Айседора увела с собой перепуганного Есенина.

Дункан пришлось уплатить огромный штраф за разгром, после чего она вместе с Есениным решила уехать во Францию. Но поскольку французские визы еще не были получены, решено было заехать в Кельн, Страсбург, побывать в Бельгии и Швейцарии.

Как в наркотическом сне, пролетели перед взором Есенина великие немецкие города. Не потому, что он очень часто бывал пьян, он и трезвый не очень интересовался их достопримечательностями, как, впрочем, и Францией, и Италией, где они пробыли почти три месяца.

В сентябре 1922 г. Есенин и Дункан прибыли в Нью-Йорк. И здесь не обошлось без скандала — представители иммиграционного ведомства долго не выдавали им разрешение на въезд в Америку, опасаясь пропаганды коммунистических идей.

Опасения были не напрасными. Хотя Есенин и Дункан дали расписку о том, что они обязуются на представлениях не петь «Интернационал», этот революционный гимн звучал на всех выступлениях танцовщицы. Что на них творилось, можно судить по отзывам о концерте в симфоническом павильоне Бостона, где собралось 10 тысяч зрителей. Айседора кричала о своей любви к большевистской России. Публика на галерке, захлебываясь от восторга, ринулась в партер, требуя исполнения «Интернационала». Дело дошло до того, что в зал въехала конная полиция и стала разгонять толпу. А Есенин в это время, по-видимому, больше от отчаяния, чем от озорства, открыл окно туалетной комнаты, выставил красный флаг и стал размахивать им, крича: «Да здравствует Советская Россия! Да здравствует большевизм!»

После Америки у Айседоры были запланированы выступления в Париже. Есенин уехал в Берлин, вскоре Дункан приехала к нему. И опять началось: шампанское, русские песни, танцы, сцены ревности, битье посуды, изгнание из отелей, успокаивающие уколы. Закончилось все семейным советом, на котором Айседора решила, что они должны вернуться в Россию. Туда они благополучно и прибыли в августе 1923 г.

О Европе Есенин почти никогда не говорил. Только по приезде бросил фразу: «Европа — мразь». Америка была удостоена более пространных излияний. «Да, я скандалил, — откровенничал он со своим другом Л. Повицким, — мне это нужно было. Мне нужно было, чтобы они меня знали, чтобы они меня запомнили. Что… я им стихи читать буду? Американцам стихи? Я стал бы только смешон в их глазах. А вот скатерть с посудой стащить со стола, посвистеть в театре, нарушить порядок уличного движения — это им понятно. Если я это делаю, значит, я миллионер, мне, значит, можно. Вот и уважение готово, и слава, и честь! О, меня они теперь помнят лучше, чем Дункан!..»

Не прошло и двух недель после возвращения из-за границы, как Есенин разорвал брачные отношения с Дункан и съехал с Пречистенки. Почти два месяца он скитался по разным квартирам, пока, наконец, не обосновался у Галины Бениславской, сотрудницы газеты «Беднота». Уже несколько лет страстно влюбленная в Есенина, она предоставила ему угол в своей комнате в Брюсовском переулке.

«Галина Артуровна Бениславская, или просто Галя, как звали ее мы, была молодая, среднего роста, с густыми длинными черными косами и черными сросшимися бровями над большими зеленовато-серыми глазами… Отец у Гали был француз, мать — грузинка», — так описывала эту женщину сестра поэта, Александра.

Есенин был искренне благодарен этой женщине, приютившей его и взявшей в дальнейшем в свои руки все дела по устройству рукописей и книг. Но при этом не испытывал к ней никаких сердечных чувств, что конечно же травмировало и оскорбляло ее. Открытые свидания с крутящимися вокруг девицами вроде Риты Лившиц, Нади Вольпин или Агнессы Рубинчик доставляли ей немалые страдания, как и поездки Есенина на Пречистенку. Он долго еще не находил в себе сил окончательно порвать с Дункан и, уже оставив ее, испытывал обостренное желание видеться с ней хоть раз в неделю.

Двусмысленность отношений с Бениславской мучила и раздражала Есенина. Он жил в квартире у женщины фактически на правах мужа, здесь его ждали, заботились о нем, он полностью доверял ей свои деловые отношения — но и только! К Галине Есенин не испытывал ничего похожего на любовь. Хотелось чего-то высокого, чистого, постоянного.

Это «высокое» почудилось ему в актрисе Камерного театра Августе Миклашевской, с которой он встречался около месяца. Через много лет Миклашевская вспоминала, с какой удивительной нежностью и благородством относился к ней Есенин, как он повторял ей во время почти ежедневных встреч: «Я с вами, как гимназист». Писала с долей удивления, что не слышала от него ни одного не только грубого, но даже и резкого слова. Как будто во время встреч с ней отходило в сторону все, что мучило его, улетучивались тяжелые, невеселые думы, а сам он преображался на глазах.

Есенин посвятил Миклашевской семь стихотворений, составивших цикл с озорным названием «Любовь хулигана». Пожалуй, больше никому он не писал таких пронзительных строк:

Но встречи становились все реже и реже. И однажды, увидев Миклашевскую на улице, соскочив с извозчика, Есенин подбежал к ней и сказал: «Прожил я с вами всю нашу жизнь».

Здесь уместно заметить, что в своих любовных стихах Есенин никогда ничего не придумывал. Друг поэта И. Грузинов отмечал: «Всякая черточка, даже самая маленькая, в его стихах, если стихи касаются его собственной жизни, верна. Сам поэт неоднократно указывает на автобиографический характер его стихов…»

Это в какой-то степени может относиться и к знаменитому циклу «Персидские мотивы», написанному в Баку и Батуме, где Есенин жил несколько месяцев в 1924–1925 гг.

Из писем 1924–1925 гг. можно подумать, что Есенин жил в Батуме замкнуто и одиноко. «…Увлечений нет, — писал он Бениславской. — Один. Один. Хоть за мной тут бабы гоняются. Как же? Поэт ведь. Да какой еще известный. Все это и смешно и глупо».