Владимир Колганов - Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера»

И правда, пить на радостях — это совсем не то, что напиваться с горя.

Коль скоро речь зашла об итогах братоубийственной войны, хотелось бы указать на еще одно совпадение. Правда, маловероятно, чтобы оно произошло, и что уж совершенно точно — ни к каким выводам нас не обязывает. А дело в том, что, находясь в Белой армии, Булгаков несколько месяцев в конце 1919 года служил врачом 5-го гусарского Александрийского полка. Есть основания полагать, что именно в этом полку сражался шурин Киры Алексеевны, сын того самого шталмейстера Высочайшего Двора, что незадолго до войны скончался в Петербурге. Фамилия Козловский должна была привлечь внимание Булгакова. Случилась встреча или нет — откуда же нам знать? Однако в любом случае знакомство это продолжения не имело — Булгакова перевели на работу в госпиталь, во Владикавказ, а князь вскоре погиб в сабельной атаке. Было это уже накануне разгрома войск Врангеля, в Крыму.

v

Исход белых из Крыма, 1920 г.

Сражался на стороне белых и дядя Киры Алексеевны, Николай Сергеевич Блохин, генерал в армии Колчака. Сражались и двое ее братьев, оба морские офицеры. Один в составе русской эскадры эвакуировался в Бизерту, другой погиб в Крыму. Однако эти сведения требуют подтверждения.

Ну вот, снова мы увлеклись совпадениями и догадками. Вернемся к тем, кто эвакуировался из Крыма и Кавказа в 1920 году.

Будущая жена белого офицера, прославившегося своими «подвигами» в Крыму, Надежда Левшина принадлежала к семейству генерала, который командовал кавалергардами при дворе его величества, ну а в Гражданскую войну стал представителем Добровольческой армии на Северном Кавказе. Рука не поднимается написать, что будто бы успешно воевал, поскольку после бегства из Новороссийска вместе с семьей он оказался на полупустынном острове в Эгейском море, близ Дарданелл.

Выжженная солнцем земля, остатки бараков, где англичане прежде содержали пленных турок, рваные палатки и скудный паек от тех же англичан. Еще когда стояли несколько дней на рейде Константинополя, а пароход набит был под завязку, и не было ни хорошего питания, ни удобств, и вымыться удавалось только раз в неделю, и даже уборной не было — в это время Митя, младший брат Надежды, желая отблагодарить моряка-индуса за заботу, дал ему одно из «золотых яичек с бриллиантиком», из тех, что принадлежали сестре… Вот это сочетание золота, бриллиантов и отсутствия уборной, как можно предположить, казалось им совершенно диким, ненормальным. А дальше было еще хуже.

Корь, скарлатина и сыпной тиф. Дети и старики умирали чуть ли не каждый день. Надежда потеряла брата и сестру, трех и четырех лет от роду. Жизнь стала невыносимой. Беженцы обращались с просьбами к местным властям, писали тамошней императрице, прося соизволения на то, чтобы поселиться в одной из греческих деревень, просили отпустить в Сербию или в Константинополь. Но все мольбы были напрасны. Даже последний главнокомандующий белых войск не захотел или не смог помочь — первым делом он постарался спасти своих солдат, а их было на острове немало.

Так продолжалось два мучительных года. Задумывалась ли Надежда когда-нибудь о том, что все эти несчастья, свалившиеся на семью, могли быть наказанием за то, что творилось руками ее будущего мужа тогда, в Крыму? Думаю, что вряд ли. Точно так же маловероятно, что маршал Тухачевский, стоя у расстрельной стены, в последние мгновения вспоминал про то, как взбунтовавшихся крестьян травили газами по его приказу. Не думали об этом перед казнью в 37-м и бывшие чекисты, те, что «прославились» в Гражданскую войну пытками пленных классовых врагов, и «знаменитый» разведчик-террорист Яков Блюмкин, сдавший ВЧК немало своих товарищей-эсэров. И уж конечно, не ожидал такого поворота бывший депутат Госдумы Николай Шидловский, так рьяно добивавшийся свержения ненавистного монарха.

Вот ведь и мы, стоявшие в 91-м вокруг Белого дома, на набережной Москвы-реки, тоже не представляли, что так будет — так, как случилось потом. Ох, трудно предугадать последствия того, что делаем! Впрочем, все мы, и нынешние, и прошлые, — люди примерно одинаковые и, что характерно, крепки только «задним умом».

Семейству Левшиных помогло вмешательство английской королевы — кто-то из родственников имел знакомства среди европейской знати. Если бы не это, судьба семьи оказалась бы трагичнее во много раз.

А дальше все пошло привычным чередом. Бывший штабс-капитан Сергей Шидловский с Надеждой Левшиной познакомился в Париже. После свадьбы они переехали в Марокко, куда потянулась вся многочисленная левшинская семья. Впрочем, скончался русский эмигрант Шидловский не в Марокко, а уже во Франции.

Исход русских из России иной раз имел и не столь ужасные последствия, какие пришлось испытать тем, кого судьба закинула на остров Лемнос. Вот как вспоминал об этом знаменитый русский шансонье Александр Вертинский, находясь в Париже:

«А на другом острове, Принкипо, в настоящем земном раю, среди роз, глициний и магнолий, в лучшем отеле мира сидели, как в концлагере, русские беженцы на английском пайке и играли в карты на коробки „корн биф“ — консервов, проигрывая друг другу свои голодные пайки. С горя они отвинчивали дверные медные ручки и продавали их за гроши на барахолке, чтобы курить и пить турецкую водку.

Старые желтозубые петербургские дамы в мужских макинтошах, с тюрбанами на головах, вынимали из сумок последние портсигары — царские подарки с бриллиантовыми орлами — и закладывали или продавали их одесскому ювелиру Пурицу. Они ходили все одинаковые — прямые, с плоскими ступнями больших ног в мужской обуви, с крымскими двурогими палочками-посохами в руках и делали „бедное, но гордое“ лицо. Молодые офицеры, сопровождавшие этих дам, какие-то Вовочки и Николя — бывшие корнеты лихих гусарских и драгунских полков — „красиво“ проживали деньги своих спутниц…»

Как странно иной раз складывается жизнь и как по-разному реагируют на изменение жизненных обстоятельств люди. Один, позвякивая золотом в кармане, озабочен поисками туалета и крайне удручен тем, что его, оказывается, нет. Другого способно вывести из себя даже отсутствие туалетной бумаги в заведении, называемом гальюном.

А ведь всего-то разница между ними в том, что первый — потомственный дворянин, второй же — сиятельный князь то ли в двадцать пятом, то ли еще в каком колене. Первый эвакуируется из Новороссийска на битком набитом беженцами пароходе, а второй — из Севастополя в солидной компании с Курской иконой Божией Матери и последним главнокомандующим белых войск. А ведь все могло закончиться куда плачевнее, и никакой бумаги не понадобилось бы.