Михаил Водопьянов - Друзья в небе

На фронте Крутень постоянно показывал примеры храбрости и летного мастерства.

В августе 1916 года в районе местечка Несвиж Крутень напал на вражеский «Альбатрос». Воздушный бон произошел на глазах жителей Несвижа. После победы русского летчика сотни людей бросились на аэродром и стали качать героя. Вот как он сам описывал этот бой в случайно сохранившейся «Ведомости боевых полетов»:

«…Настиг неприятельский самолет и отрезал ему пути к позиции. Он пробовал прорваться, нырнул под меня. Я, пикируя на него, выпустил по нему обойму, но мимо. Сейчас же повернул за ним, переменил обойму и снова повел преследование, отрезав ему дорогу. Над м. Несвиж удалось близко подойти к нему опереди. Он снова пробовал нырнуть, но я выпустил, на пикирующем спуске в него вторую и последнюю обойму, попал несколькими пулями в жизненные части аппарата… Тогда я стал все время набрасываться на него то сверху, то спереди, заставляя снижаться. Прижав его к земле, я заметил, что у него кипит вода в радиаторе, а мотор не работает. Для меня стало ясно, что немец подбит. Он опустился у м. Несвиж и пробовал сжечь самолет, но это ему не удалось».

Сам Крутень не намного пережил Нестерова.

17 июня 1917 года он возвращался с боевого задания. Внезапно отказал изношенный мотор, самолет потерял скорость и врезался в землю. Так нелепо погиб один из самых доблестных русских летчиков.

Точно неизвестно, сколько вражеских самолетов сбил поручик Крутень на фронте. Только шесть из них упали в расположении наших войск. Говорили, что Крутень одержал более двадцати побед в воздухе. Если советский летчик сбивал такое количество вражеских машин, ему присваивали звание Героя Советского Союза.

Евграф Николаевич Крутень был не только выдающимся практиком — боевым летчиком, но и теоретиком, основоположником тактики боевых действий истребительной авиации.

Крутень первым предложил ввести боевой порядок полета истребителей «парой». Теперь наши летчики-истребители всегда летают парами. Один из них — «ведущий», другой — «ведомый». Первый, увидя вражеские машины, принимает решение о нападении, догоняет противника, атакует его. Второй все время охраняет самолет товарища.

В своей книжке «Воздушный бой» Крутень писал:

«1. Надо как можно раньше увидеть противника в воздухе. Во всяком случае надо первому увидеть, что даст инициативу в действиях и потому половину успеха.

2. Сближаться для производства самой атаки надо незаметно для противника, то есть преимущественно сзади, пользуясь лучами солнца со стороны, которую противнику естественно считать наименее угрожаемой.

3. Надо всегда перед атакой быть выше противника насколько возможно — желательно на 500–100 метров: это дает быстроту налета, внезапность и огромное моральное преимущество…»

«Да ведь под этими словами подпишется любой советский летчик-истребитель, — подумал я. — Все они придерживаются в воздушном бою правил, впервые высказанных Крутенем».

Читая, я обратил внимание на то, что многие слова, в том числе и те, которые напечатаны здесь разрядкой, легонько подчеркнуты карандашом, из книги торчат закладки.

— Кто это сделал, — спросил я, возвращая книжку Крутеня, ставшую в наши дни большой редкостью.

— Это генерал Кожедуб подчеркнул, — сказала библиотекарша Дома авиации. — Он изучал эту работу.

…В родной моей деревне Студенки мало было грамотных людей. Газет здесь не получали. Вести поступали с опозданием и сильно искаженные. И только как отдаленное эхо канонады, гремевшей за тридевять земель, где-то в Мазурских болотах, часто приходили к нам сообщения о гибели «за царя и отечество» мужей, сыновей и братьев. Но вот в 1917 году стали в Студенки возвращаться с фронта солдаты.

— Долой войну! — кричали они на сходках. — Теперь свобода… Революция!..

В Липецке большевики на митингах говорили о том. что земля должна принадлежать крестьянам, а заводы и фабрики — рабочим.

…Фронт гражданской войны приближался к родным местам. Многие из моих сверстников ушли добровольцами

в Красную Армию. Я тоже отправился в Липецкий военный комиссариат.

Там мне сказали:

— Если хочешь поступить добровольцем в Красную Армию, то дай подписку, что будешь служить шесть месяцев.

Я готов был дать подписку хоть на шесть лет. В ту пору мне было девятнадцать.

И вот, получив направление в дивизион воздушных кораблей «Илья Муромец», я шагаю по аэродрому на окраине Липецка. На заснеженном поле стоят огромные двукрылые аэропланы с красными звездами, очень похожие на гигантских стрекоз. Одну такую «стрекозу» человек тридцать, ухая, заталкивают в палатку — ангар… Аэродром пересекает открытый автомобиль с какими-то военными, одетыми в блестящую черную кожу, и останавливается у маленького домика, с часовым у крыльца. Показав свое направление, в домик вхожу и я.

Встретил меня командир дивизиона Ремезюк — молодой еще, высокий, с большим красным бантом на груди. Робея, подал ему направление.

— Что, товарищ боец, вы умеете делать?

Меня назвали товарищем! Я осмелел и выпалил:

— Все… — и, увидев улыбку на лице командира, добавил — Все, что прикажете…

— А с двигателем внутреннего сгорания знакомы?

— Никогда в жизни не видел…

Вскоре выяснилось, что я умею только пахать, косить, молотить…

Ремезюк задумался. Потом еще раз улыбнулся и спросил:

— А за лошадьми умеете ухаживать, товарищ боец?

— Само собой… Могу! — ответил я и подумал: «При чем тут лошади?»

— Ну и хорошо, — сказал командир. — Будете бензин на лошади подвозить к аэропланам.

— Мне лошадь и дома надоела! — пробурчал я.

— Вот что, товарищ боец, — строго сказал Ремезюк, — зачем вы вступили в Красную Армию? Защищать Советскую республику! Так? Значит, надо делать все, что прикажут. А это очень важно — подвозить бензин к аэропланам. Без бензина пе полетишь…

— Раз важно, я согласен!

— А какое у вас образование? — спросил командир.

— Какое там образование… Три класса, да и то третью зиму не доходил…

— У нас открыта вечерняя школа для взрослых. Приказываю посещать ее, учиться, — строго сказал командир.

Так стал я обозным и школьником на аэродроме. Лошадь мне попалась неплохая, сильная, сытая — не то что старая кляча, оставленная на отцовском дворе. Днем я развозил громыхавшие железные бочки с бензином, а вечерами занимался в школе.

Учился я не только в школе. В дивизионе «Илья Муромец» все меня учили. Особенно механик Федор Иванович Грошев. Впоследствии он стал известным полярным авиамехаником и прославился своими полетами в Арктике с летчиком Бабушкиным. Но и тогда он уже считался лучшим мотористом дивизиона. Небольшого роста, коренастый, с черными усиками, он все время возился у своего самолета. Говорил так быстро, что сразу и не поймешь. Выполнив свои несложные обязанности, я все остальное время проводил с Грошевым возле «Ильи Муромца». Я подавал механику инструмент, наливал горючее в баки, поддерживал крыло, когда он пробовал мотор, чистил и мыл фюзеляж и крылья.