Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

С медвежонком можно возобновить Хагенбековы зоологические опыты. Начальник собственноручно приступает к дрессировке. Прежде всего надо завоевать расположение животного. «Отношения между мной и Мари с каждым днем улучшаются», — сказано в дневнике. К сожалению, не проходит месяца, как Амундсену достается удар лапой и он вынужден признать себя побежденным непокорным диким зверьком: «Сегодня усыпил Мари хлороформом». Это, однако, не значит, что теории Хагенбека опровергнуты. «Возможно, в руках опытного дрессировщика из нее и получился бы толк, но я должен прекратить опыты», — униженно заключает Начальник.

14 июня 1920 года — спустя более чем полгода после отъезда — на «Мод» возвращаются Ханссен и Вистинг. Путешествие было трудным, однако поручения они выполнили — избавились от Тённесена и привезли Начальнику ответную телеграмму от Леона. До Аляски и Нома моряки не добрались: телеграммы удалось кое-как отправить с побережья Берингова моря, из Анадыря.

Только теперь Руалу Амундсену становится ясно, что Тессем и Кнудсен не вернулись в Норвегию. Так как Ханссен в Анадыре почему-то не дал ответа на посланный Леоном запрос о них, Начальник письменно излагает всю историю с самого начала: «Вскоре после отбытия эксп. из Норвегии обнаружилось, что Тессем подвержен приступам депрессии. Дело было настолько скверно, что ближе к Рождеству я принужден был вызвать его к себе и потребовать объяснений. Он сказал, что не чувствует себя достаточно сильным для нашего похода. Тогда я спросил, не хочет ли он возвратиться домой. На что он ответил, что это его самое заветное желание. Я посчитал, что путь из гавани "Мод" до телеграфной станции на острове Диксон, а оттуда — в Норвегию будет совершенно безопасным благодаря многочисленным складам, устроенным в 1915 году Отто Свердрупом. Исключительно в виде предлога для возвращения Тессема домой я послал с ним почту. Поскольку ему нужен был провожатый, мой выбор пал на Кнудсена, который в свое время ходил со Свердрупом закладывать этот провиант» [102] Моряки не добрались до Диксона, их останки были обнаружены в 1922 году партией Н. Н. Урванцева и Н. А. Бегичева, как и почта, которая по обстоятельствам незадолго до того закончившейся Гражданской войны так и не попала в Норвегию. .

В письме Леону полярный путешественник выдвигает первую из многих версий, почему Тессем и Кнудсен до сих пор не добрались ни до Норвегии, ни до телеграфа на Диксоне. Он связывает это с «крепким каменным домом», который они построили в гавани «Мод» и в котором могли зазимовать, чтобы поохотиться на белых медведей. В таком случае пощады им не ждать: «Если они совершили столь безответственный поступок, то не заслуживают никаких почестей. В таком случае тебе следует уничтожить письмо королю, в котором я прошу наградить обоих медалями за заслуги». Начальника тревожат семьи, «пребывающие в великом страхе», однако сам он пока что совсем не боится, что охотники на медведей и впрямь могут пропасть.

Зато юный Тённесен кое-как добирается через Ном до цивилизованных краев. Сначала он даже не понимает, зачем двигаться оттуда дальше, на родину. Это не мешает ему поделиться с норвежскими представителями в Нью-Йорке конфиденциальной информацией о положении в экспедиции. Эти сведения тут же телеграфом передаются в Норвегию. В частности, он рассказывает о столкновении Начальника с медведицей и его болезни: «Амундсен сильно сдал не употребляет спиртное кофе чай табак настроение постоянно на нуле». Общее положение немногим лучше: «Состояние экипажа плохое всем нравится Амундсен но не Хельмер Ханссен».

Еще на «Мод» Тённесен утверждал, что отделаться от него захотелось не Начальнику, а капитану с Вистингом (первым помощником). Хотя это не совсем верно в отношении Амундсена, такое заявление предполагает, что положение капитана Ханссена на борту было не лучшим. Неужели Начальник по-прежнему стремится прикрыть товарища, с которым вместе покорял Северо-Западный проход и Южный полюс?

Вероятно, полярный капитан Хельмер Ханссен так по-настоящему и не понял, с каким поручением он в конце марта 1920 года очутился в Анадыре, у самого дальнего конца бескрайней Сибири. Анадырь нельзя было считать ни имперским, ни большевистским: он лежал за пределами государственного контроля. Тем не менее связь с миром там была. В Анадыре находилась телеграфная станция. Туда-то и приходит Хельмер Ханссен — гонец любви.

Кроме деловых телеграмм и телеграмм в газеты, он посылает Леону Амундсену следующее сообщение от Руала: «Inform elizabeth our arrival in nome alaska end July this year all well love signed roald amundsen» [103] «Сообщи элизабет нашем прибытии в ном аляска конце июля сего года всё хорошо целую подпись руал амундсен» (англ.). .

Значит, Начальник уже 1 декабря 1919 года, когда Ханссен и Вистинг уходили с «Мод», решил, прежде чем судно попытается вернуться в Северный Ледовитый океан, взять курс на Ном. К их прибытию в Анадырь со времени последнего соприкосновения экспедиции с цивилизованным миром прошло полтора года. Многовато для жениха, все это время не видавшего невесты.

Связаться из Анадыря с прочим миром было крайне сложно. Ответ от Леона Хельмер Ханссен получил лишь через десять дней. Это была та самая телеграмма из Христиании, «где сообщалось, что Тессем и Кнудсен в Норвегию не прибыли. Но в телеграмме говорилось и кое-что еще. В завуалированной форме, расшифровать которую Ханссен никоим образом не мог, телеграмма содержала последнюю — решающую — весть о Кристине Элизабет Беннетт.

Эту весть Хельмер Ханссен и доставил на «Мод».

25 июня 1920 года, через десять дней после возвращения Вистинга и Ханссена, Начальник впервые поднимает вопрос о том, кто из команды хочет по приходе в Ном покинуть экспедицию [104] Судя по дневниковой записи в русском издании «Северо-Восточного прохода», это произошло двумя днями позже, 27 июня. . Леону он описывает свой разговор так: «Несколько дней назад я сказал ребятам, что с юридической точки зрения имею полное право задержать их на судне и вынудить продолжать со мной эксп. после Нома. Однако морально, как мне кажется, я такого права не имею, а потому предпочитаю последовать неписаному закону и предоставить им самим выбор: остаться или сойти на берег».

Результат беседы Руал Амундсен немедля заносит в дневник: «Ханссен сразу же сказал, что в таком случае желал бы списаться с корабля в Номе. Он плохо себя чувствует, устал, извелся, и я очень хорошо его понимаю. Хочет уехать домой и Рённе. Он слишком стар для походов. Остальные пока о своих желаниях не заявляли».

Нельзя не заметить понимающего тона при изложении беседы, хотя обессиленное состояние Ханссена скорее всего явилось для Начальника неожиданностью. Через неделю Руал сочиняет пространное письмо управделами, где приводит иную версию обстоятельств, при которых увольняется капитан: «У меня уже давно были основания для недовольства X. Он вел себя из рук вон плохо: игнорировал мои распоряжения и зачастую во всеуслышание отвечал мне по-хамски. Я совершил серьезную ошибку по отношению к нему и к самому себе, назначив его капитаном "Мод". Это вскружило ему голову, при том что его квалификация отнюдь не соответствовала такой должности. Недавно я имел с ним долгую беседу, в ходе которой объяснил, что ему следует уйти с судна по доброй воле, иначе я его выгоню. Это настолько задело X. за живое, что мне стало больно. Однако продолжать нашу экспедицию можно, только избавившись от накопившихся переживаний и чувств. Он восстановил против себя весь экипаж и просто обязан уступить свое место другому, если мы хотим иметь на борту мир и покой».