Константин Симонов - Разные дни войны (Дневник писателя)

Оказывается, тогда в Краснодаре бывший легионер в разговоре со мной был довольно точен. Вали Каюм-хан - хотя ему и было на несколько лет больше, чем показалось при встрече легионеру, - действительно существовал. В 1922 году, посланный учиться из Советского Союза в Германию, он остался там, принял немецкое подданство, в тридцатые годы стал платным агентом гестапо, а затем в годы войны и "президентом" "Туркестанского национального комитета", созданного заботами рейхсминистра по делам восточных территорий - Альфреда Розенберга.

После войны Вали Каюм-хан оказался в американской зоне и успел скрыться. Сделал то, чего не успел Власов...

Вернусь к своим краснодарским записям.

...После разговора с легионером снова сталкиваюсь еще раз с тем же словацким надпоручиком. На этот раз он говорит уже не о себе, а о взаимоотношениях между немцами и словаками, о все обострявшихся столкновениях с немцами, о том, как их словацкий генерал пытался перейти на нашу сторону и послал к нам для переговоров офицера, и этот офицер благополучно сходил к нам и вернулся, уже было договорено, где и когда именно перейдет их дивизия на нашу сторону. Но кто-то выдал, немцы переместили их дивизию на другой участок фронта за День до того вечера, когда она должна была перейти на нашу сторону.

Из комендатуры еду в типографию. Я знаю, что в ней немцы печатали газету "Кубань" на русском языке, и надеюсь найти там комплект этой газеты. Предположение частично оправдывается. Хотя немцы и подожгли перед уходом типографию, но впопыхах недожгли. Комплекта "Кубани" не нахожу, но несколько номеров разыскиваю и сую в свою полевую сумку.

Нахожу в типографии не только "Кубань" - орган бургомистра города Краснодара, но еще и какую-то "Возрожденную Кубань" - орган управления усть-лабинского районного атамана "Майкопскую жизнь" - издание городской управы. Трудно понять: не то они все печатались здесь, не то отсюда, из Краснодара, редактировались...

Снова прерву свои записи о тех днях, чтобы привести несколько цитат. Вот они, засунутые тогда в Краснодаре в полевую сумку, лежат сейчас передо мною на столе, эти газеты, издававшиеся немцами под редакцией их русских прихвостней - какого-то Виктора Норделя, С. Н. Лепарского и Н. В. Полибина. Заголовки то покрупней, то помельче: "Население города должно добровольно сдать...", "Германия зовет тебя...", "Регистрируйся немедленно...", "Предлагается вступить добровольно...".

В октябре тон возвышенный, торжествующий. В одной из передовых жизнеописание Адольфа Гитлера. В другой - призыв к крестьянам как можно лучше проводить осенний сев пшеницы, "твердо помня, что это один из наших главных вкладов в дело быстрейшей победы германской армии, проливающей кровь за наше освобождение".

В третьей передовой под заглавием "Творчество свободно", посвященной литературе, сказано так: "Уже сейчас в Краснодаре без всяких ограничений по инициативе представителен германского командования можно писать все и свободно печатать. Нет ограничений для творчества. Творчество свободно! Слава Германии!"

Еще одна передовая: "Наше дело - создание свободной Европы". И в ней: "В настоящее время вся сознательная Европа борется против засилья большевиков, англичан и американцев".

Статья "Сталин во власти англо-американских держав".

Сводка: "Бои за Сталинград вступают в последнюю фазу. Из московских отчетов видно, что падение города близко".

Вторая сводка: "В западной части Кавказа германские войска сломили сопротивление врага".

Третья сводка: "Уничтожено 990 советских самолетов".

И так далее, и тому подобное.

В номере "Возрожденной Кубани" за 1 января, кстати напечатанном на обороте бланков накладных на почтовые посылки, сводки звучат уже несколько туманнее: "На участке Терека враг повторил свои тщетные атаки. Между Волгой и Доном немецкие бронедивизии в совместном действии с румынскими частями в атаке против упорно обороняющегося противника взяли важный отрезок реки". И хотя дела явно идут все хуже, в передовой статье "С Новым годом" все-таки написано: "Совсем не нужно быть гениальным провидцем, чтобы не отдавать себе ясного отчета, что именно наступающий 1943 год будет годом потрясающего и позорного разгрома большевизма".

В последнем номере, вышедшем 28 января, за четырнадцать дней до падения Краснодара, передовых уже нет. Зато есть статьи: "Музыкальная жизнь современной Германии", "Молодое поколение германских рабочих", "Как живут немецкие крестьяне". В хронике сообщение о том, что "вновь организованная Краснодаре фабрика "Перламутр" выпустила 200 штук железных бачков, освоила выработку конторских скрепок и организует цех массового изготовления зажигалок".

В сводке сказано: "Несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, в районе Восточного Кавказа наша тяжелая артиллерия обеспечила отвод наших войск на новые позиции вопреки продолжительному натиску врага".

И, как ни странно, перелистывая сейчас одну за другой страницы этих выходивших под покровительством немецкого командования рабских листков, натыкаешься кое-где на лирические стишки о природе и даже о любви за подписью какого-то Н. Леля. Стишки, правда, совсем уж дрянные, да и подпись - Лель - не иначе как псевдоним.

Глава девятая

...Ночью, передав в Москву корреспонденцию о взятии Краснодара, получил по военному проводу встречную телеграмму - перебраться на Южный фронт. Видимо, в редакции хотят, чтобы я поспел к освобождению Ростова.

Днем добывал "виллис". Свою "эмку" мы с Халипом окончательно доломали и уже в Краснодар добирались без нее, на чужой машине. В конце концов с телеграммой "Красной звезды" в руках пробился к большому начальству и получил "виллис".

После некоторой волынки, устроенной не хотевшим ехать водителем, у которого, как постепенно выяснялось, не было то того, то этого, необходимого для длинной дороги, все-таки под моим нажимом рано утром выезжаем. Водитель машины, взятый напрокат, да еще у начальства, да еще с перспективой длиннейшей и грязнейшей дороги и затем возвращения обратно по ней же, одному, с самого начала невзлюбил меня от всей души.

Ехали через стык двух фронтов ненаезженной, непроторенной дорогой. За два дня пути почти никого не встречали, как это часто бывает на таких стыках. Водитель боялся случайностей. И я тоже.

Чтобы переломить себя, в дороге стал сочинять "Корреспондентскую песню" и просочинял ее всю дорогу - почти двое суток.

"Виллис" был открытый, было холодно и сыро. Лихорадило.

Сидя рядом с водителем, я закутался в бурку, и вытаскивать из-под бурки руки не хотелось, поэтому песню сочинял на память.

Написав в уме строфу, начинал ее твердить вслух, пока не запомню. Потом начинал сочинять следующую и, сочинив, чтобы не забыть предыдущую, повторял несколько раз подряд вслух обе. И так до конца песни. И чем дальше сочинял ее, тем длинней был текст, который я каждый раз повторял.