Николай Новиков - У истоков великой музыки

"По отношению к Мусоргскому невозможно сомневаться, что в развитии его глубокого почвенного реализма и национализма сыграли огромную роль годы его детства, сплошь протекшего среди широких просторов псковской деревни, среди ее живописной природы, ее обширных полей, лугов, озер, лесных чащ, среди сельского крестьянства",- писал Каратыгин. Этого же мнения придерживались Стасов и все последующие биографы. Но, как ни парадоксально, конкретно родине Мусоргского в его родословной отводилось всего несколько строк... Даже в изданиях по 700 - 800 страниц наиважнейший в биографии композитора период детства умещался в один абзац. Никто из авторов не называл прототипов персонажей произведений Мусоргского, не сообщал о его более поздних поездках на родину. В тайне держал все это сам композитор. Можно ли было теперь разгадать эту загадку?

Когда я написал об односельчанах Мусоргского и отправил вырезки из "Псковской правды" Евгению Нестеренко, он сразу же откликнулся: "Хорошо, что Вы описываете жителей этих мест, ведь и природа, и среда питали интеллект и дух композитора. Все собранные от людей сведения храните - это бесценные свидетельства, они потом будут использоваться многими исследователями жизни и творчества Мусоргского, и важна очень высокая их документальная точность... Хорошая идея не дать исчезнуть Кареву с лица земли".

Из очерков В. Г. Каратыгина я узнал единственную из фамилий прежних жителей Карева: "Старый дом, в котором братья родились и прожили юные годы, не сохранился. Но новый дом - им и всем имением в позднейшее время владел А. А. Бардин - выстроен на том же косогоре, даже материал стройки не весь новый, а с примесью бревен из старой усадьбы. Один из флигелей старого дома сохранился целиком и перенесен на новое место..." Особый интерес вызывали эти строки: "Предполагать, как это я слышал в Кареве, что в этом самом флигеле родился М. П., конечно, можно, но никаких положительных доказательств тому, что событие 9 марта 1839 года произошло именно здесь, а не в центральном доме или другом флигеле - и тот, и другой ныне не существуют,- привести никто не может. Во всяком случае, стены убогого строения, обнесенного частоколом, были свидетелями ранних лет жизни М. П. Этого - не правда ли?- достаточно, чтобы почтить невзрачный домик фотографической съемкой, что мною и было выполнено".

Эта фотография, сделанная Вячеславом Гавриловичем, печаталась и печатается почти во всех биографических изданиях о Мусоргском. И понятно, что больше всего меня заинтересовала судьба флигеля и его хозяев - Бардиных. Но кто же мог навести на их след? Как всегда, я поехал к Прокошенко. После радушной встречи начались расспросы о житье-бытье. А мне не терпелось поскорее узнать о своем.

- Флигель этот стоял до тридцатых годов,- вспоминала Александра Ивановна.- А когда Бардиных раскулачили и выслали, все постройки, кажись, разобрали.

- Нет, мать, во флигеле сначала школа размещалась - четырехлетка,- поправил Алексей Николаевич.

- Так-так,- согласилась старушка,- потом ее в Кадосно перевезли - она и поныне там стоит.

- А Бардины, остался из них кто живой?

- А как же,- отозвалась Александра Ивановна.

- Где же они, в Сибири?

- Не-е-е, Мишка в Асташове живет,- ответил старик.

- А сколько ему лет?

- Да подитко ровесник мой, а може, чуток и постарше...

Я отказался от обеда, не стал даже выглядывать попутку и заторопился в Асташово.

Как и толковали старики, в километре от асфальтовой дороги показался крайний домик деревни. Заморосил дождь, и я прибавил шагу. У избушки старуха снимала с частокола глиняные жбаны и на мой вопрос ответила:

- Вон там, на горушке, Бардины.

Пройдя метров двести, увидел, что из-за леса выступил еще один дом. В какой же идти? К одному вела дорожка, ко второму - едва приметная тропка в высокой траве, а меня и так вымочило. В нерешительности оглянулся назад - старушка наблюдала за мной и махнула, чтобы брал правее. Пока пробирался по тропе, промок до нитки, но на усадьбе Бардиных невольно остановился, пораженный необыкновенной красотой. Высокий бревенчатый дом приветливо смотрел широкими окнами с голубыми наличниками. С одной стороны ржаное поле упиралось в сосновый бор, с другой - старый сад с ромашками и колокольчиками между яблонь. До сих пор стоит перед глазами эта картина, и иной раз задумываешься, почему люди бегут из деревень, чего ищут, куда стремятся? Казалось бы, для работы, для счастья разве не достаточно такого уединенного уголка?

На высоком крыльце стояло старое деревянное кресло, и я не удержался - присел и залюбовался открывшейся далью: к усадебному пейзажу добавились уходящее до горизонта озеро, лес, деревни.

В сенях послышался шорох. Я поспешил встать. Дверь распахнула старушка в низко повязанном, как у монашек, темном платке, пригласила:

- Проходите смелее.

В горнице у окна в таком же, как на крыльце, кресле сидел старик в валенках, в душегрейке, опершись руками на костыль.

Я стал объяснять, зачем потревожил.

- Благодарствуем, что зашли, у деда уже два года как ноги отнялись, сидит скучает - весь мир для него у окна и на крыльце,- сказала хозяйка.

Старики охотнее всего говорят о болезнях и с удовольствием вспоминают прошлое. Это и понятно - в старости одолевают хвори, а пора молодости, какая бы трудная ни была, кажется счастливой. И Бардины увлеченно заговорили о минувшем. Старик был внуком того Бардина, который приобрел усадьбу Мусоргских. Я записал рассказ Михаила Григорьевича без изменений. Его дед Александр Александрович жил на острове с четырьмя сыновьями: Алексеем, Александром, Иваном и Григорием. Дед крестьянствовал: хлеб пахал, скот держал, имел свой невод. Когда Мусоргские разорились, имение было заложено в банк и продано с молотка, барский дом с мебелью неизвестно кто купил на вывоз, а землю и старые постройки в складчину приобрели крестьяне с острова. Деду Бардина достался флигель, и в нем жили все под одной крышей. Сыновья женились, появлялись дети. В этом доме родился в 1897 году и Михаил Григорьевич. Становилось все теснее, а чтобы строиться, нужны были деньги. Дед нанялся ухаживать за садом в Наумове. Чириковы взяли его за честность. "Помню, невестки деда и моя мать ходили собирать яблоки в господском саду и дед их обыскивал, чтобы яблочка не унесли. А зачем им было чужое брать - в Кареве большой сад от Мусоргских остался",- говорил Михаил Григорьевич. Все Бардины рыбачили - держали невод. Имели три лодки: одну, поменьше, под рыбу, две большие тесовые - для невода. Ходили на веслах. Когда рыба хорошо шла, нанимали в помощь мужиков из Белавина и Кузьмихина. С десяти лет ходил на озеро и Михаил Григорьевич. Самый большой улов был в 1912 году - десять возов одних судаков. Всю рыбу забирали евреи-купцы из Торопца. Когда накопили денег, построили еще три дома. "Стали делиться, каждый хотел остаться в старом флигеле. Бабушка рассудила: "Кидайте жребий"",- вспоминал Бардин. Флигель достался Алексею Александровичу - дяде. Это его имя и указывал Каратыгин.