Давид Ортенберг - Год 1942

* * *

С апреля готовится Харьковская наступательная операция.. Планы были обнадеживающие, и, естественно, на Юго-Западный фронт выехала большая группа наших корреспондентов. Скоро,{1} считали мы, редакция будет завалена материалами. А пока все эти дни в помощь войскам, готовящимся к наступлению, печатаем статьи главным образом на материале действий войск этого же фронта. Например, "Некоторые вопросы наступательного боя дивизии", "Непрерывная разведка обороны противника". "Борьба с батареями противника". Большой интерес представляет статья комиссара полка И. Лящука "Наступательный порыв", тоже присланная с Юго-Западного фронта. Он рассказывает о самоотверженной работе политорганов и комиссаров, о разнообразии в методах политической и воспитательной работы. Любопытная новинка (о ней идет речь в статье): в полку появились дзоты и блиндажи с названиями "Смелый", "Дерзкий". "Ни шагу назад". "За Родину", "Смерть врагу". Эти названия дали сами солдаты, их инициативу поддержали политруки.

Не скрывает комиссар и неудачи. Один из гарнизонов не выдержал напряжения боя, некоторые бойцы струсили и побежали, спасаясь от минометного огня. Малодушие оказалось для них роковым - на открытом месте многие из них погибли. Воспитание стойкости в бою остается одной из важнейших задач политработников.

* * *

Напечатан очерк батальонного комиссара Н. Старостина "Десантники". Это уже второй подвал, а впереди еще три. Вообще-то о десантах мы мало писали, а так подробно - в первый раз. Большая группа советских десантников была выброшена в помощь кавалерийскому корпусу генерала П. А. Белова, действовавшему в тылу врага в районе Вязьмы, чтобы прикрыть его с запада. В пяти подвалах автор многое сумел рассказать: о высадке десанта, разведке, боях с немцами, перехвате дорог, освобождении деревень и даже одного из городков... Немало в очерках колоритных сценок, выхваченных из жизни. Хотя бы такая.

Десантники постучались в одну избу. Старушка хозяйка открыла дверь.

- Немцы есть? - спрашивает один из десантников.

- Есть! А вы откуда взялись? Небось из окружения идете. Скорее тикайте отсюда, а то худо будет.

- Нет, мамаша. Не из окружения идем, а в окружение...

* * *

В первые дни апреля Константин Симонов "оглоушил" меня неожиданной просьбой. Диалог, который состоялся между нами, я помню, но более точно сможет рассказать о нем дневниковая запись писателя, в которой он даже похвалил меня за... чуткость. Вот эта запись:

"Обстоятельства на фронте были такие, что острой необходимости ехать куда-нибудь от "Красной звезды" пока не предвиделось. Но моя личная жизнь по некоторым причинам сложилась так, что я всей душой рвался уехать из Москвы на фронт. Я зашел к Ортенбергу и сказал ему, что, пока здесь, на Западном фронте, стоит затишье, я хочу еще раз поехать на север, на Мурманское направление.

- На сколько дней? - спросил он.

Я сказал, что хотел бы поехать на месяц.

- Черт вас знает, писателей. - сказал Ортенберг. - Когда нужно ехать, то вы только что начали писать, то еще не кончили! А как раз когда не нужно ехать и можно писать, вы проситесь ехать!

Я повторил ему, что хочу ехать.

И он со свойственной ему душевной чуткостью, которой люди, знавшие его хуже, чем я, за ним не подозревали, согласился на мою поездку на север".

Выехал Симонов вместе с Евгением Петровым. Кроме того" я послал с ним и нашего фотокорреспондента Олега Кнорринга. Целый месяц от Симонова ни слуху ни духу. Правда, не ограничивал его ни темой, ни оперативными заданиями, как это обычно бывает, тем более что на этом фронте - давнее затишье и сенсаций ждать не приходилось.

Возвратился Симонов в Москву не с пустыми руками. Отчитался пятью очерками. Первый из них "Солдатский юбилей" напечатан сегодня. В этом очерке и нарисована картина позиционной войны. В очерке рассказано о знакомом Симонову еще по прошлой его поездке на Рыбачий командире артиллерийского полка майоре Рыклисе; в день двадцатилетия службы в Красной Армии он накрыл немецкую батарею, долгое время досаждавшую нам. Вот откуда и название очерка.

* * *

16 мая

Сегодня для Керчи был трагический день. Немцы ворвались в город, бои продолжались еще три дня. Эвакуация полуострова проходила неорганизованно, наши потери были значительными. Ставка наказала командование фронтом и представителей Ставки. Поражение наших войск в Крыму достаточно подробно описано, и не вижу необходимости повторять известное. Вот только что хотел бы добавить.

В середине шестидесятых годов мне было поручено подготовить силами писателей сборник очерков "Маршалы Советского Союза". О Жукове я попросил написать Симонова. Не один день писатель беседовал с маршалом, и потом он написал повествование, которое назвал "Заметки к биографии Г. К. Жукова". Воспроизведены там записанные почти стенографически суждения Жукова о нашем поражении в Керчи. Их стоит привести:

"Сталин был человеком, который, если за что-то однажды зацепится, то потом с трудом расстанется с этой своей идеей или намерением, даже когда объективные обстоятельства прямо говорят, что с первоначальным намерением необходимо расстаться.

В мае 1942 года Сталин сравнительно мягко отнесся к виновникам Керченской катастрофы, очевидно, потому, что сознавал свою персональную ответственность за нее. Во-первых, наступление там было предпринято по его настоянию, а также количество войск тоже было сосредоточено по его настоянию. Ставка, Генеральный штаб предлагали другое решение. Они предлагали отвести войска с Керченского полуострова на Таманский и построить нашу оборону там. Но он не принял во внимание этих предложений, считая, что, действуя так, мы высвободим воевавшую в Крыму 11-ю немецкую армию Манштейна. В итоге вышло, что армия Манштейна все равно была высвобождена, а мы потерпели под Керчью тяжелое поражение..."

Отступая от сюжетной линии своего повествования, хочу рассказать о судьбе повествования Симонова о Жукове.

Симонов с энтузиазмом взялся за эту работу. Вскоре я получил от него записку: "Со статьей о Г. К. - все сделаю, уже был у него и говорил с ним. Он слал тебе привет, выражал желание: повидаться бы. Сделаю в сентябре начале октября..."

Через некоторое время из Гульрипши, где писатель работал на даче, пришло его письмо, которое меня не могло не насторожить и даже взволновать: "Посылаю тебе материал, о котором условились. На мой взгляд, у меня не получилось такой вещи, которую можно было бы сейчас печатать - получается совершенно другое. Посылаю тебе просто как свидетельство того, что я приступил к этому делу и что мною сделано. Теперь для меня очевидно, что продолжать нет смысла, то есть можно продолжать, но это будет в стол. Может быть, я это сделаю, поговорим подробнее, когда прочтешь..."