Александра Давид-Неэль - Путешествие парижанки в Лхасу

— Не бойтесь, — сказала я ей, — я призвала своего тсауай-ламу [79] Тсауай-лама — духовный отец. . Он видит нас и придет нам на помощь.

— Ремень сейчас развяжется, — пробормотала она. Ремень развяжется!.. Это могло произойти в результате толчка, когда порвалась веревка, и, значит, скоро мы упадем в реку…

Я осмотрела узлы, но они выглядели прочными и крепко стянутыми из-за нашего веса… Малышке просто померещилось.

— Полноте, — сказала я, — у вас кружится голова, закройте глаза, узлы ничуть не ослабли.

— Они сейчас развяжутся, — повторила она, дрожа, с такой уверенностью, что я почувствовала волнение.

В чем же дело? Быть может, кожа лопнула и медленно разрывается в неведомом мне месте или произошло нечто другое? Тибетская девушка, которая столько раз переправлялась через реку таким способом, должна разбираться в этом лучше меня.

Итак, нам суждено утонуть, если только перевозчики не сумеют вытянуть нас на берег до того, как развяжутся последние узлы. По этому поводу можно было бы держать пари, и я улыбнулась, припомнив рассказ, кажется, Эдгара По, где речь идет о некоем человеке, подвешенном на веревке над клеткой с медведем. Река Салуин не менее страшна, чем медведь.

Перевозчики суетились, много кричали, но их работа отнюдь не продвигалась. Наконец один из них, цепляясь за трос руками и ногами, словно муха, бегущая по потолку, принялся ползти вдоль нашего «моста». Толчки, которые он сообщал ему своими движениями, снова заставили нас дергаться.

— Ремень сейчас развяжется, — сообщила я перевозчику, когда он добрался до нас, — девушка это заметила.

— Лама кьяно! [80] Смилуйся, о лама! — просьба, обращенная к своему духовному отцу. — воскликнул он, бросив беглый взгляд в сторону крюка. — Я не могу как следует разглядеть ремень, — добавил перевозчик, — надеюсь, что он выдержит, пока вы не окажетесь на земле.

Он надеется!.. Да благословят его боги: мы тоже «надеемся».

Все шло своим чередом, и после очередной паузы перевозчики снова принялись за дело. Выдержат ли ослабевшие узлы под напором повторяющихся рывков? Мы продолжали надеяться…

Наконец мы приземлились целыми и невредимыми на выступ скалы. Крестьяне окружили нас, выражая сочувствие шумными возгласами. Развязывая нас, перевозчики убедились в полной исправности и целости наших ремней, и я узнала из их разговора то, что ускользнуло от меня при посадке: мы с девушкой были привязаны независимо друг от друга, и падение одной из нас не обязательно повлекло бы за собой падение спутницы. Впрочем, мне некогда было предаваться подобным размышлениям, а мужчины тем временем бранили и проклинали на все лады юную крестьянку, из-за которой им пришлось испытать ужасный испуг. Девушка, и без того перевозбужденная, принялась плакать и кричать; с ней случилась истерика. Воспользовавшись всеобщим волнением, Йонгден попросил милостыню для своей старой матери, пережившей адские муки за то время, что она висела в воздухе, и теперь нуждавшейся в обильной трапезе, чтобы оправиться от страха. Все странники развязали свои мешки с едой и щедро одарили нас. Мы ушли с запасом продуктов на целую неделю.

Найденная шапка начинает приносить мне пользу. — Изнурительные скитания по горам. — Мы задаемся вопросом, как избежать встречи с представителями властей. — Ночные блуждания в бурю. — Скупой крестьянин надувает моего ламу. — После всех стараний уклониться от встречи с чиновниками мы натыкаемся на жилище одного из них, где в качестве милостыни нам подают угощение. — Пиршество оборванцев: похлебка из протухших внутренностей. — Загадочное происшествие: крестьянин предсказывает появление Йонгдена и ждет его прихода, чтобы умереть. — Наши хозяева отводят нам в разгар зимы вместо спальни крышу своего дома, расположенного на высоте 4500 метров. — Перевал и монастырь Сепо-Ханг. — Трагическая история заброшенной усадьбы. — Экономичное путешествие.

Я уже заметила, что моя старая чалма, более или менее соответствовавшая моде Луцзе-Кьянга, привлекает внимание встречных людей. Мы находились далеко от местности, где носят такие головные уборы, и все интересовались, откуда я родом.

После бурной переправы через Жиамо-Наг-Чу мы миновали деревню Тсава без остановки, а затем дошли до некоей фермы, где Йонгден стал просить милостыню. Хозяйка дома пригласила нас остаться у нее до следующего утра и сытно нас накормила. Было еще рано, и немало людей пришли поболтать с нами; они не упустили случая сделать всяческие замечания по поводу моих волос и головного убора. Я поняла, что чалма представляет угрозу для моего инкогнито. Она не выдавала моего происхождения, но вызванные ею вопросы могли завести слишком далеко; во всяком случае, мой своеобразный костюм, отличавшийся от однообразных одеяний арджопа , производил впечатление на тех, кто меня видел и мог так или иначе навести на мой след.

Я должна была непременно обзавестись тибетской шапкой, но отыскать головной убор в этих краях невозможно, ибо здешние крестьяне и крестьянки неизменно ходят с непокрытой головой. Мне не подобало следовать их примеру. Я предпочитала прятать свои волосы, которые, несмотря на тушь, не могли уподобиться иссиня-черным волосам тибетцев, и к тому же я боялась получить солнечный удар во время долгих переходов под палящим солнцем.

Настала пора, когда жалкому чепцу, который я подобрала однажды вечером в лесу, тщательно отмыла и бережно сохранила, суждено было принести мне пользу. Такой головной убор привычной для тибетцев формы, который носят тысячи женщин на востоке и севере страны, не должен был вызывать любопытства. В самом деле, когда на следующий день я надела его вместо своей более живописной, но слишком компрометирующей красной чалмы, люди, встречавшиеся нам по дороге, перестали пристально меня разглядывать, и все вопросы относительно моего происхождения отпали как по волшебству.

Эта шапка стала для меня поистине бесценной, когда мне пришлось преодолевать глубокой зимой заснеженные высокогорные перевалы, где страшный ветер пронизывал до костей. Несомненно, благодаря ей мне удалось избежать простуды.

Разве могла я еще сомневаться, что некий таинственный дальновидный друг умышленно бросил ее на моем пути?.. Мы с Йонгденом улыбались, рассуждая о незримом благодетеле, как говорят с усмешкой о добрых феях, но в глубине моей души зрела уверенность, что обо мне заботится некая тайная сила, хотя я не решалась это утверждать. Кроме того, мне нравилось тешить себя этой фантазией.