Дэвид Стерри - Цыпочка

Я примерился и наподдал ногой прямо ему в живот. Морж свернулся в клубок и перестал дышать. Он лежал на полу в позе эмбриона, хрипя и глядя на меня глазами, полными ужаса и мольбы о пощаде.

Я поднял лампу в виде фигуры Мэй Уэст и швырнул ее в зеркало. Со звонким стоном зеркало раскололось и посыпалось на пол, разбрасывая повсюду платиновые осколки.

Рядом со стулом стоял массивный торшер, высокий и тяжелый. Я представил, как поднимаю этот торшер и опускаю его на голову Моржа.

Я действительно схватил торшер. И он оказался тяжелым. Прекрасный вес. Как раз достаточный для того, чтобы расколоть черепушку, как кокосовый орех, и посмотреть, как мозги вытекают на пол. Я замахнулся торшером на Моржа, который обмочил свою шелковую пижаму. Я посочувствовал парню. Он хотел всего лишь немного пощекотать нервы и получить пару легких шлепков. Не такой ураган боли.

Но я уже не мог остановиться.

Со всей дури я ударил торшером впереди себя, но вместо головы Моржа я разбил стеклянный столик, искрами рассыпавшийся на осколки.

Телевизор. Да! В следующую секунду я уже бомбил торшером дымивший экран. Искры сыпались вокруг меня, будто в Калифорнии начался электрический шторм.

Я вспотел и тяжело дышал, получая оргазм от насилия, которое я распространял вокруг себя, разрушая жизненное пространство Моржа.

Я взглянул на него, твердившего только: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

— Хочешь еще раз пососать мои волосы, ты, кусок дерьма? — с ненавистью процедил я.

Ярость захлестывала меня, обвивалась вокруг, как дьявольская змея, ведущая орды гуннов куда-то за горизонт, чтобы насиловать тамошних женщин и поедать младенцев.

Джейд с обернутым вокруг головы пластиковым пакетом.

Я медленно наклонился, ухватился за коврик, выдернул его из-под лежащего на нем тела и стал засовывать его Моржу в рот.

— Ну, как? Разве это не сексуально?

Я еще раз размахнулся и ударил его по носу. Я всегда хотел это сделать. Я столько раз видел это в кино, и там это выглядело очень круто. Но в реальной жизни это оказалось не так уж круто. У меня жутко заболели костяшки пальцев. Хотя, надо признаться, звук удара и правда был интересным — шмяк — кость о кость.

Голова Моржа откинулась назад и ударилась о стенку с глухим стуком.

Как разъяренный кавалерист, я продолжал крушить все вокруг, а потом упал на колени, наклонился и посмотрел Моржу прямо в лицо:

— Если ты расскажешь Санни или кому-то другому о том, что произошло, я вернусь и прикончу тебя. Ты меня понял?

Ответа не было.

Морж не двигался.

— Эй, ты в порядке?

Ответа снова не последовало.

А вот теперь я испугался. Я представил фотографии мертвого Моржа в криминальной хронике, увидел квартиру, выглядящую как Дрезден после бомбежки. О черт, что я наделал? Я приложил руку к его рту. Морж еще дышал.

Удирая оттуда во все лопатки, я старался не думать о плохом: о смерти, наручниках, тюрьме и прочих подобных глупостях.

Однажды, когда мне было пять лет, я играл с соседскими мальчиками, которые были немного старше меня. Кто-то из них бросил мяч слишком высоко, и, пролетев у меня над головой, он покатился в ворота соседнего дома, где сидела на привязи уже, наверное, лет сто старая немецкая овчарка.

Я увидел белый мячик, лежащий на зеленой травке, и побежал за ним. Я вбежал в ворота и, наклонившись за мячиком, услышал позвякивание металлической цепи. Я поднял голову и увидел летящую на меня немецкую овчарку с оскаленными зубами, готовыми впиться в мою плоть. Я успел увернуться в последнюю секунду, и собачьи зубы сомкнулись на штанине, в нескольких сантиметрах от моего маленького пениса.

Я закричал так громко, что поставил на ноги всю округу.

Я гнал свой мотоцикл, касаясь пейджера, а мои разбитые костяшки адски болели. Я представлял себе полицейских, обследующих с собаками комнату Моржа, снимающих отпечатки пальцев и обыскивающих все вокруг в поисках доказательств, что все это сделал я. Я представил себе первую страницу «Лос-Анджелес таймс», на которой будет размещена моя фотография в наручниках. «Мальчик-преступник пойман!»

Мои родители в суде, опозоренные моим поступком. Моя стыдливо понурившаяся голова, опороченная Судьей, которого я считаю символом всего того, что неправильно в Америке. Кристи и ее родители, качающие головами. Пробуждение в тюрьме в одной камере с высоким негром в рубашке «Секси».

Смени пластинку! Сейчас же, сейчас же, сейчас же!!!

План. Мне был нужен план. Я мог бы ехать на своем мотоцикле до тех пор, пока не добрался бы до индейских резерваций, чтобы остаться там жить. Или поехать на Аляску и работать на тамошнем трубопроводе. На трубопроводе всегда найдется занятие для хорошего парня. Поехать в Мексику. У меня достаточно денег, чтобы жить по-королевски и заиметь маленькую сеньориту, которая будет готовить мне еду и осчастливит меня.

Я проехал по своей улице, но не остановился. Агенты ФБР первым делом придут ко мне домой и будут разговаривать со знакомыми, собирая по крупицам доказательства, чтобы отправить меня в тюрьму, где я буду страдать до конца жизни.

О черт, что подумает Санни? Я старался избегать этой мысли, но она все настойчивей стучала у меня в голове. Да пошел он ко всем чертям, этот гребаный сутенер. Я сдам его. Пусть знают, если я попадусь, я потяну за собой всех. Господи, о чем я думаю? Эти ублюдки из «Голливудского агентства по найму» — убийцы. Они убьют меня.

Так. В зеркальце заднего обзора я увидел копа. Он сигналит мне, чтобы я остановился. Или мне просто показалось? Не знаю. Я свернул на другую улицу. Полицейский проследовал за мной. О черт, у меня на хвосте сидит коп. Я вздохнул, представив себе сообщение в шестичасовых новостях о том, как я смылся от лос-анджелесской полиции.

Я снова свернул на боковую улицу, быстренько повернул еще раз и потерял его. Я сказал «потерял», но на самом деле вряд ли можно потерять того, кто не преследовал вас.

План, план, мне нужен план.

И вдруг на меня снизошло по-настоящему мистическое прозрение.

Кристи.

Я буду чистым, я сделаю это для нее, я исправлюсь.

А потом я почувствовал в кармане пейджер — тяжелый и холодный, источник всего зла в моей жизни. Теперь я это окончательно понял. Я слез с мотоцикла, достал из кармана пейджер и медленно поднял его над головой.

Холодный и тяжелый, черный пейджер лежал в моей руке.

Я закончил свои курсы цыпочек.

Я размахнулся изо всех сил — бац!

Когда пейджер ударился о землю, он раскололся на миллион холодных черных осколков, разлетевшихся по всем голливудским бульварам.

Наконец-то свободен. Наконец-то свободен.

Глядя на внутренности своего пейджера, разбрызганные по асфальту, я чувствовал себя героем, только что убившим тирана и освободившим свой народ.