Кристофер Хибберт - Частная жизнь адмирала Нельсона

А засевшие на платформах, укрепленных над реями «Грозного», снайперы искали на капитанском мостике «Виктории» цели для стрельбы, появлявшиеся время от времени в разрывах густого дыма.

В какой-то момент — вскоре после часа дня — Харди, по-прежнему меривший шагами квартердек, останавливаясь время от времени под нестихавшим шквальным огнем для отдачи очередного приказания, вдруг обнаружил — адмирала рядом с ним нет. Обернувшись, он увидел того стоящим на коленях, упираясь в палубу кончиками пальцев, и всего обливающегося кровью. На его глазах руки у Нельсона подогнулись, и он рухнул на палубу. Нельсон упал рядом с тем самым местом, где этим утром погиб Джон Скотт.

— Харди, — проговорил Нельсон со слабой и словно извиняющейся улыбкой, — на сей раз меня достали.

— Надеюсь, нет, сэр.

— Да. Пуля угодила в самый позвоночник [60] «В день Трафальгарского сражения лорд Нельсон надел все свои награды, превратившись в отличную мишень для снайпера, — пишет полковник Дринкуотер Бетюн, плававший с Нельсоном в 1797 году на «Минерве». — Один из моих знакомых недавно рассказывал мне, как его семья, поселившаяся в окрестностях Парижа после заключения всеобщего мира 1915 года, наняла для каких-то работ по дому мастера-француза, находившегося при Трафальгаре на «Грозном» и утверждавшего, что приятельствовал с человеком, жившим тогда в Париже и убившим Нельсона. Тот рассказывал об этом так: мичман, его начальник, заметил на «Виктории» офицера с полным иконостасом наград и решил — должно быть, это главный у англичан. Убедив себя в этом, он сунул в карман четыре патрона, взял винтовку и поднялся наверх, бросив на прощание товарищам: «Si je ne le tue pas de ces trois, je me brGle le cervelle avec la quatridme» («Если не достану его с трех раз, четвертую пулю — себе в лоб»). Если верить его рассказу, история о том, как какой-то офицер с «Виктории» застрелил человека, убившего Нельсона, не соответствует действительности». .

Пулю, убившую Нельсона, врач Битти извлек при вскрытии и положил в медальон, заключенный своим чередом в серебряный ящик. Реликвию передали Битти, а после смерти последнего она досталась его племяннику, достопочтенному А. У. Бейкеру, настоятелю монастыря в Гемпшире. В 1852 году ее отдали королеве Виктории, и она стала частью Королевской коллекции. Сейчас пуля выставлена в Большом вестибюле Виндзорского замка. Траектория полета пули описана в докладе Битти. Из него следует: выстрел мог быть произведен только с бизани «Грозного».

Старшина морских пехотинцев и двое матросов отнесли Нельсона в операционную. По дороге он попросил на секунду остановиться, желая поправить мичмана, как-то не так управлявшегося с румпелем. Затем он вынул из кармана носовой платок и прикрыл лицо, опасаясь, что вид адмирала, которого несут при тусклом свете фонарей, установленных ниже ватерлинии, может вызвать у экипажа панику.

В нижние отсеки корабля свет и без того едва проникал, а тут еще темно-красный цвет стен. Говорят, их так красили по инициативе Роберта Блейка, главнокомандующего английским флотом в XVII веке, чтобы особо чувствительные побыстрее привыкли к цвету крови. Обстановка в кубрике, где, колебля пламя утопленных в роговых плошках свечей, воздух вытягивался наружу отдачей от выстрелов бортовых орудий, напомнила капеллану Александру Скотту «бойню». Стоны и крики раненых, лежащих на тряпках и обрывках парусов, заглушали рев орудий и треск обшивки. Уильям Битти, еще двое хирургов и их помощники, закатав по локоть окровавленные рукава халатов, орудовали пилами, ножами и иными инструментами, меж тем как вниз приносили новых раненых, прежде всего давая им ром в качестве обезболивающего. Капеллан не мог перенести жуткое зрелище, отвратительные запахи. Только что на его глазах, сорвав с себя в явном приступе безумия бинты, скончался юный офицер, — и он бросился к лестнице глотнуть хоть немного свежего воздуха. Но, увидев, что принесли адмирала, Скотт собрался и подошел к нему, оставаясь затем подле Нельсона весь этот длинный день.

— Ах, дорогой Битти, — простонал Нельсон, увидев склонившегося над ним врача, — вы ничем уже не сможете мне помочь. Мне недолго осталось жить. Пуля попала прямо в позвоночник.

Битти снял с Нельсона сюртук и рубашку, обнажив медальон с миниатюрным портретом леди Гамильтон в виде вакханки. Сюртук, уже пропитавшийся кровью, послужил подушкой для раненного в голову мичмана Джорджа Уэстпела. «Когда сражение кончилось и сюртук попытались извлечь из-под головы, — вспоминал много лет спустя Уэстпел, — обнаружилось: бахрома от эполетов настолько пропиталась засохшей кровью и пристала к голове, что четыре или пять нитей пришлось отрезать вместе с волосами».

Бросив беглый взгляд на рану адмирала, Битти не захотел усугублять боль тщательным ее осмотром. «Сейчас-то сильно болит?» — осведомился он. «Сначала показалось, — ответил Нельсон, — будто пуля пробила позвоночник, потом нижняя часть тела полностью онемела». Он с трудом дышал, постоянно ощущая в груди «толчки крови». Нельсон жаловался на жар и жажду. Тут же соорудили нечто вроде веера и принялись обмахивать лицо раненого, поднесли к губам стакан с лимонадом, потом с разбавленным вином. «Машите, машите, — с трудом шевелил губами Нельсон, — пить, пить».

Время от времени он заставлял себя собраться и повторял один и тот же вопрос: что за радостные возгласы доносятся с орудийных палуб? Лейтенант Паско, тоже раненый, предположил — наверное, артиллеристы видят, как вражеские корабли один за другим поднимают белые флаги. Где Харди? Почему никто не приведет сюда Харди? Он что, убит? После того как желание адмирала видеть своего флаг-капитана в очередной раз передали на квартердек, некий мичман по всей форме доложил: «Обстоятельства требуют присутствия капитана Харди на палубе. При первой же возможности он спустится к его светлости».

«Кто передал сообщение?» — прошептал Нельсон и, услышав, что это Балкли, сын армейского офицера, с которым он много лет назад воевал в Никарагуа, заметил, что узнает голос. «Передайте от меня привет отцу», — сказал он Балкли. Услышав еще один знакомый голос, принадлежавший мичману с оторванной ядром ногой, Нельсон с трудом выдохнул: «Позаботьтесь об этом юноше».

Капеллану он повторял, как сильно беспокоится за тех, кого оставляет: «Умираю… Кланяйтесь от меня леди Гамильтон. Поцелуйте Горацию. Привет всем друзьям. И мистера Роуза не забудьте. Скажите ему — в завещании я доверяю леди Гамильтон и Горацию опеке государства». И с Уолтером Бэрком, корабельным казначеем, помогавшим Скотту поправлять подушку у него под головой, Нельсон говорил о неотвратимо надвигающейся смерти, а когда тот попытался отвлечь его, заметив, что он еще станет свидетелем собственного триумфа при возвращении в Англию, слабо отмахнулся: «Ну что вы Гакое говорите? Страдания мои ужасны, но скоро они кончатся».