Кристофер Хибберт - Частная жизнь адмирала Нельсона

Увеселительная прогулка по Суррею и долине Темзы, естественно, не ускользнула от внимания прессы. «Доблестный лорд Нельсон, гроза французов, испанцев и датчан, — говорилось в одной из газет, — в данный момент развлекается в компании сэра и леди Гамильтон, ловя пескарей в Шеппертоне». Отец Нельсона, весьма расстроенный такого рода сообщениями и насмешками, по пути домой в Бёрнем-Торп встретился с сыном и, в свой черед, расстроил его выражением явного сочувствия притязаниям отвергнутой невестки.

Каникулам пришел непредвиденный конец, когда Нельсона, уверявшего впоследствии леди Гамильтон, что он «никогда не забудет» счастливых мгновений, пережитых ими в Лейл-хэме, вновь позвали дела. Возникли опасения о готовящемся Бонапартом вторжении в Англию: у французского побережья Ла-Манша, под командой одного из самых решительных наполеоновских флотоводцев, контр-адмирала Луи де Туше-Тревиля, скапливалось значительное количество кораблей с морскими пехотинцами на борту. Одновременно во Флашинге и Па-де-Кале формировалась мощная армия, насчитывающая, согласно некоторым сообщением, до 40 тысяч штыков. Нельсону поручалось возглавить эскадру, патрулирующую английское побережье от Суффолка до Суссекса и дать отпор противнику, где бы он ни предпринял попытку высадиться. Лорд Сен-Винсен позабавил соотечественников следующим заявлением: «Я не утверждаю, будто французы не могут здесь появиться. Я утверждаю — они не могут появиться морским путем». Нельсон должен был делом подтвердить правоту первого лорда адмиралтейства.

Подняв поначалу свой флаг на фрегате «Союз», захваченном у французов, и перенеся его затем на «Медузу», Нельсон заверил правительство: хотя в спокойную погоду противнику хватит двенадцати часов, чтобы пересечь пролив и достичь Дувра, прорваться ему со всем своим многочисленным десантом не удастся — он «встретит свою обычную судьбу». По свидетельству Эдварда Паркера, Нельсон проявлял кипучую энергию, заряжая экипажи находящихся под его командой кораблей решимостью и верой в победу. Он отдавал приказы, изучал доклады, переходил с корабля на корабль, отвечал, «полубольной», на письма, а получал он их по сотне на день. «На себя не остается ни минуты, — писал он леди Гамильтон. — Дел по горло». Но все равно, ей он будет писать по возможности каждый день. «Люблю тебя, как только может любить мужчина женщину, тем более такую Женщину… Где бы ни был я, только о тебе и думаю, и если бы не долг перед страной, в моей душе ты царила бы одна».

Через три дня после отправления данного письма Нельсон произвел рекогносцировку французского побережья в районе Булони: английские двухмачтовики сделали несколько предупредительных выстрелов по скопившимся там бригам и канонеркам. Еще два дня спустя люди, облепившие прибрежные скалы Дувра, восторженно приветствовали нельсоновские корабли, вступившие в схватку с противником.

Но адмиралу хотелось нанести французам удар позначительнее, нежели эти мелкие уколы. Он предложил атаковать французский флот и береговые укрепления во Флашинге. Получив же из адмиралтейства сведения о подводных течениях и мелях в устье Шельды, делающих задуманное предприятие слишком рискованным, Нельсон выдвинул другой план: напасть ночью на французские суда, швартующиеся в Булони. В атаке должно участвовать пятьдесят семь разделенных на четыре дивизиона судов, главным образом плоскодонок, вооруженных гаубицами или каронадами. Пока экипажи восьми судов (по два из каждого дивизиона) перерезают швартовы кораблей противника, которые затем предстоит взять в качестве приза или сжечь, остальные матросы и десантники берут их на абордаж, нападают на команду, открывают огонь из мушкетов, действуют штыками, пиками, кортиками и даже томагавками. Адмирал запатентовал авторство смелого плана, дав операции пароль «Нельсон» и отзыв «Бронте». Но сам план был плохо продуман. При сильном течении атакующие просто не успели взять противника на абордаж, кого-то снесло далеко в сторону от Булони. Ко всему прочему французский адмирал, предвидя возможность такой атаки, усилил экипажи кораблей сухопутными бойцами, вооруженными мушкетами, заменил канаты на железные цепи, и англичане не смогли перерубить их топорами. Наконец на самих кораблях между реями и планширами французы повесили тяжелые сети, преграждающие путь атакующим.

В результате нападение закончилось катастрофическим провалом. Сорок пять человек, в том числе несколько весьма обещающих молодых офицеров, были убиты, сто тридцать матросов и десантников ранены. Среди последних оказался «славный маленький Паркер».

Не перекладывая ни на кого ответственности за поражение, Нельсон тем не менее говорил — будь он сам во главе наступающих, все могло бы обернуться иначе. Но для таких дел, как писал он леди Гамильтон, «личное участие вице-адмирала» не представляется обязательным. Нельсон не погрешил бы против истины, признав, что, не будь его мысли так заняты «прекрасной Эммой, доброй Эммой, великой Эммой, добродетельной Эммой, дорогим другом Эммой», ему, возможно, удалось бы тщательнее продумать план атаки. Но как сосредоточишься, если перед глазами неотступно маячит образ любимой женщины? «Сердце готово выпрыгнуть из груди, — писал он ей около недели назад. — Кто передаст, что творится у меня в голове? Да, тебе бы это удалось, ведь ты, наверное, переживаешь то же, что и я». Пребывание в море делает их разлуку, жаловался он, и без того ужасную, вовсе невыносимой. Он только и ждет, когда же наконец снова окажется на берегу, рядом с нею. Ей следует заняться поисками дома, где они будут жить вместе долго и счастливо. Пока же пусть подыщет жилье где-нибудь в Дувре, Диле, Маргейте, словом, в любом месте кентского побережья, где они хоть несколько часов смогут провести наедине. «Тебе-то самой что больше по душе, Маргейт или Диль?.. Мне говорили, «Три короля» (в Диле) — чудесный дом, он стоит прямо на берегу, и если только тебя не смущает постоянный шум прибоя… Будешь купаться в море, сделаешься сильной и здоровой (на пляже есть кабинки для переодевания). Приезжай, естественно, с сэром Уильямом, повидаться со старым, всеми забытым моряком».