Татьяна Шмыга - Счастье мне улыбалось

Спектакль «Давным-давно» к тому времени уже почти два десятилетия с неизменным успехом шел на сцене Центрального театра Советской Армии. Роль Шурочки в нем в первые годы великолепно играла замечательная актриса Любовь Добржанская. Впоследствии она снималась в нескольких фильмах Э. А. Рязанова, но уже в ролях матерей — сначала Юрия Деточкина в «Берегись автомобиля», потом Жени Лукашина в «Иронии судьбы»…

Сейчас уже не могу вспомнить точно, как именно я получила приглашение сниматься в «Гусарской балладе» в роли актрисы Луизы Жермон. Помню только, что, как всегда, испугалась и сразу же хотела отказаться — так это было неожиданно, так для меня необычно, так не похоже на то, что я делала до сих пор. Но меня уговорили попробовать, и я оказалась на «Мосфильме».

Участие в съемках не влияло на мою основную работу — сцен у меня было немного, снимали мы быстро, и я без особых осложнений продолжала играть свои спектакли в театре. Эпизод, где гусары отбивают у французов карету, в которой ехала Луиза, мы успели снять на натуре, на настоящем снегу, а вот дуэль поручика Ржевского и корнета Азарова на бивуаке партизан пришлось снимать в павильоне, на снегу из нафталина, поскольку зима к тому времени закончилась. Как ощущала я себя тогда с моей аллергией, говорить не буду.

Атмосфера в киногруппе была замечательная. Эльдар Александрович был никакой не грозный режиссер, а, наоборот, оказался человеком мягким и остроумным. Ко мне относился хорошо, особенно не поучал, а ведь я впервые снималась в кино, — он как бы доверился природе актера. Рязанов почти не «руководил» и Ларисой Голубкиной, хотя она тогда была совсем молоденькой студенткой ГИТИСа и опыта у нее просто не могло быть. Зато она брала своим очарованием юности, своей непосредственностью. Мне она была «родня» по институту — тоже тумановская ученица, так что могла спокойно подойти и спросить совета: «Татьяна Ивановна! Как мне тут сыграть?» Лариса не стеснялась учиться у всех и всему. А я и сама-то была на съемках «зажата», запугана. И не кем-то, а самой собой — я ведь никогда прежде не выходила на киноплощадку (передачи на телевидении, из студии не в счет), так что не было у меня никакой уверенности, никакого «куражу».

Зато меня всячески поддерживали другие актеры. А компания их подобралась просто великолепная. Юра Белов — удивительной доброты и обаяния человек, душевный, сердечный. Это видно во всех его работах на экране. Такое нельзя сыграть — таким надо родиться… Красавец Феликс Яворский, очень популярный тогда, много снимавшийся артист. Кроме того, его голосом удивительного тембра говорили персонажи и многих иностранных кинолент, в дубляже которых он принимал участие… Владимир Трошин, известный драматический актер, но в то же время как бы из моего «клана» — певец с особой, теплой, проникновенной манерой исполнения…

Все эти веселые, заводные гусары относились ко мне не просто внимательно, а, я бы сказала, трогательно. Даже не знаю почему — я ведь ни с кем из них до этого не была знакома лично. Возможно, кто-то из них видел меня на сцене, по телевидению… Как бы то ни было, они старались мне помочь, понимая, что мне нелегко. Помню, как меня утешал, подбадривал Юрий Яковлев, когда я была готова расплакаться из-за того, что у меня ничего не получалось: «Вот снимешься в десяти фильмах, тогда и будешь все уметь». Какие десять фильмов! Мне бы в одном закончить съемки…

А вот Льву Полякову, исполнявшему роль влюбленного в мою Луизу Петра Пелымова, я на съемках не нравилась, так что играть уединявшегося от друзей-гусар, веселившихся в обществе Луизы, и изображать обиженного за ее измены ему было легко. Не нравилась я Полякову потому, что не соответствовала его представлению об актрисе-француженке. Недоволен он был мною и в сцене, где у нас с ним должен был быть поцелуй, — я действительно делала это неубедительно, потому что совершенно не умела целоваться…

Фильм был снят «на одном дыхании» — это чувствуется и по динамизму действия. И так же, «на одном дыхании», он смотрится до сих пор — оторваться нельзя. Как зритель, я очень люблю «Гусарскую балладу», и совсем не потому, что снималась в ней. Что-то есть такое в этом фильме, раз и по прошествии стольких лет его продолжают смотреть с удовольствием — и старшее поколение зрителей, и молодое.

Но память о той работе (и память приятная) не мешает мне, уже как стороннему наблюдателю, видеть все свои просчеты. Меня часто спрашивают, особенно после очередного показа «Гусарской баллады» по телевидению: «Как вы воспринимаете себя там? Как просто актрису по фамилии Шмыга? Или как себя лично?» Отвечаю: я себе не нравлюсь. И не потому, что могу теперь судить о той работе, обладая немалым актерским опытом. Нет, я и тогда себе не нравилась. Лев Поляков был прав — не француженка я там. Мне очень нравится фильм и не нравлюсь в нем я, хотя понимаю, что нельзя требовать многого от совсем неопытной киноактрисы. И пусть мне говорят, что это кино, что это комедия, где условность предполагается, что там и не должно быть актерских соответствий, что даже сам Ильинский вовсе и не Кутузов, а это игра, так задумано режиссером… Все равно…

Так что можно понять Льва Полякова, почему «моя» Луиза Жермон его не устраивала. Возможно, он видел совсем другую Луизу, как в спектакле ЦТСА, где эта роль была решена в ином ключе, — капризную, властную покорительницу мужских сердец, приехавшую на гастроли в Россию и застрявшую здесь. Моему партнеру не нравилась в фильме даже прическа Луизы. Надо признать, что она действительно была не самая удачная — могли бы придумать и что-либо более интересное, тогда Луиза выглядела бы по-другому. А от этого пошло бы и мое самочувствие, внутренний настрой. И держалась бы я по-иному, по-иному сыграла бы роль. Такие детали, как костюм, прическа, имеют для актеров немаловажное значение — они помогают входить в образ, чувствовать себя в нем органично.

Костюмы шили на «Мосфильме», и были они удачными. Особенно мне нравилось одно из платьев Луизы, бархатное — я его просто обожала и даже в перерывах между съемками гуляла в нем по территории студии. Там был пруд с лебедями, к которому я любила ходить. Мне сделали фотографию, где я в этом платье стою на фоне прекрасного лебедя. Теперь того снимка у меня нет — кто-то «позаимствовал» и забыл вернуть…

Из-за привычки оставлять свои вещи без присмотра мне пришлось на съемках «Гусарской баллады» поплатиться за такую доверчивость. Точнее, не поплатиться, а расплатиться в прямом смысле. В сцене, где я выходила из кареты среди снежного поля, на мне были шуба и красивый шарф. Вот его-то у меня и украли… Кто, когда, при каких обстоятельствах — не знаю. Хорошо еще хоть шубу, в которой я снималась, сразу после съемок забирала костюмерша, а шарф почему-то нет, и он оставался у меня. А потом исчез… Из своего не слишком большого жалованья мне пришлось выплатить студии его стоимость…