Наталья Горбачева - Серафим Саровский

Ветер был страшный, мельница молола на два постава, наконец, сделалась настоящая буря. Я заплакала во весь голос, потому что не поспевала засыпать жита, и вдруг в отчаянии легла под камни, чтобы они меня задавили. Но камни тотчас остановились, и явно передо мной встал батюшка Серафим. «Что ты, чадо, вопиешь ко мне? Я пришел к тебе. Я всегда с теми, кто меня на помощь призывает, — явственно сказал он. — Я вот, матушка, просил барышень, но они отказались, потому что груба пища да бедна община. Я упросил Царицу Небесную, Она благословила мне набрать простых девушек, вот, матушка, я и собрал вас тут и прошу послужить мне и моей старости, а после буду я присылать к вам всякого рода и из дворян, купечества, духовного звания и высоких родов. Звал я многих высокого-то звания — не пошли: в начале трудно-то было бы жить, вот и призвал я вас. Вы теперь послужите, а кто после придет, послужит и вам».

«А как батюшка Серафим не терпел, чтобы кто трогал либо обижал кого из дивеевских… — рассказывала Ксения Васильевна. — Был в Сарове монах Нафанаил, лучший иеродиакон. Келью он имел в монастыре рядом с батюшкиной кельей. Часто требовал к себе дивеевских наш батюшка. Не разбирая, бывало, ни дня, ни ночи, только и знаем — то к батюшке, то от него — то в Дивеево, то в Саров. Придешь к нему утром, да и стоишь и ждешь, дверь-то заперта. А Нафанаил увидит, выйдет и скажет: «Что старик-то морит и морозит вас! Чего стоять-то! Когда еще дождетесь, зайдите-ка вот ко мне да обогрейтесь!» Иные, бывало, по простоте своей и заходили, слушая его уговоры…

И дошло это до батюшки — и растревожился он, и прогневался страшно: «Как, как он хочет сиротиночкам моим вредить! Не диакон он после этого нашей обители! Нет, нет, от сего времени он не диакон нашей обители!»

И что же! Стал вдруг с этого времени пить иеродиакон Нафанаил, да все больше и больше. Недели через три и выслали его, отдали под начало, да так и пропал он. Вот сколько раз за долгую жизнь свою вспоминаю я всегда батюшку. Как только тронет кто Дивеево ли или кого-нибудь из нас, дивеевских, то не минует того, непременно кончит дурно и в беду попадет».

Этот и многие другие факты лишь подтверждают, что отец Серафим защищал не простую обитель, а владения Пресвятой Богородицы. Оскорбление Самой Царицы Небесной или Ее избранных наказывалось: того требовала и справедливость Божия.

Прозорливость отца Серафима излечивала и утешала сестер от посылаемых искушений, а пророчества старца заставляли их терпеть нужды, неустройство обители и надеяться на благополучное будущее. Сестры были свидетелями многочисленных чудес святого подвижника и верили в него безгранично. Тому приведем несколько удивительных примеров.

Однажды сестра Анна Алексеевна с тремя другими пришли к батюшке в монастырь, и он повел их в свою пустыньку. Остановившись, батюшка вдруг приказал им идти вперед, а сам пошел сзади. «Идем мы лугом, — рассказывала Анна Алексеевна, — трава зеленая да высокая… Оглянулись, глядим, а батюшка-то идет на аршин выше земли, даже не касаясь травы. Перепугались мы, заплакали и упали ему в ножки, а он и говорит нам: «Радости мои! Никому о сем не поведаете, пока я жив, а после моего отшествия от вас, пожалуй, и скажите!» (О подобном стоянии на воздухе отца Серафима, истончившего свою плоть почти до состояния бесплотности, свидетельствуют и несколько человек из мирян, исцеленных старцем.)

Однажды отец Серафим дал сестрам, работавшим у него, луковицы для посадки на приготовленные грядки, что они и исполнили поздно вечером. Наутро же батюшка послал их срезать лук. Сестры улыбнулись, думая, что искушает их батюшка. Наконец решились сказать ему: «Что это вы, батюшка, ведь только вчера вечером лук сажали!» А он отвечает: «А вы пойдите, пойдите!» Приходят — и глазам не верят: лук в одну ночь пустил длинные зеленые стрелки. Он был необычайно вкусен и произвел не одно исцеление.

Случилось так, что одна сестра обители была у батюшки в келье и удостоилась вместе с ним молиться. Вдруг в келье сделалась такая тьма, что она страшно напугалась и пала ниц на пол. Когда же опомнилась, то батюшка приказал ей встать. «Знаешь ли, радость моя, — сказал отец Серафим, — отчего в такой ясный день сделалась вдруг ужасная тьма? Это оттого, что я молился за одну грешную умершую душу и вырвал ее из рук самого сатаны. Он за то так и обозлился на меня, сам сюда влетел — оттого-то здесь так потемнело». Сестра такими словами закончила свой рассказ: «Вот как еще на земле-то была сильна молитва его, а теперь же на Небе у Господа все, что ни попросит, — может».

Старица Матрона Плещеева рассказывала. Случилось так, что по слабости своего здоровья и дьявольскому наущению она пришла в полное смущение и уныние и решила тихо уйти из обители. Отец Серафим, провидев ее искушение, вдруг прислал за ней. Когда она пришла к нему в келью, он утер ее слезы платком, говоря: «Матушка, слезы твои недаром капают». Потом подвел к любимой своей ей иконе «Умиление» и сказал: «Приложись, матушка, Царица Небесная утешит тебя!» Она приложилась к образу и почувствовала, что совершенно оживотворилась и уныние прошло.

На следующий день старец благословил ее прийти к нему в «дальнюю пустыньку». Назавтра, подходя к назначенному месту, сестра увидела, что отец Серафим сидит около своей кельи на колоде и возле него стоит ужасной величины медведь. Матрона закричала: «Батюшка, смерть моя!» — и упала. Отец Серафим, услышав крики, ударил медведя и махнул ему рукой, и тот, как разумный, пошел сразу в ту сторону, куда показал ему старец. Батюшка Серафим подошел к своей сиротке со словами: «Не ужасайся и не пугайся!» Но она продолжала кричать. На это старец отвечал: «Нет, матушка, это не смерть. Смерть от тебя далеко, а это радость!» Потом, помолившись, посадил гостью и сам сел.

Как только сели — снова медведь вышел из чащи и лег у ног отца Серафима, который обращался с ним, как с кроткой овечкой, кормил его из своих рук хлебом. Лицо батюшки было светло, как у ангела, и радостно. И сестра успокоилась. Когда она совсем пришла в себя, отец Серафим подал ей оставшийся хлеб и просил покормить самой. Она так и сделала, и «с таким утешением, что желала бы еще кормить его, ибо зверь был кроток и ко мне, грешной, за молитвы отца Серафима».

Матрона подумала, как ей рассказать об этом страшном чуде сестрам. Но на ее мысли отец Серафим сам отвечал: «Нет, матушка, прежде одиннадцати лет после моей смерти никому не поведай этого, а тогда воля Божия откроет, кому сказать».

Спустя долгое время случилось Матроне зайти в келью, где по благословению старца крестьянин Ефим Васильев занимался живописью. Увидев, что он как раз рисует почившего давно отца Серафима, Матрона вдруг сказала: «Тут бы по всему прилично написать отца-то Серафима с медведем». — «Как так?» И она первому ему рассказала о дивном событии. Прикинули — точно одиннадцать лет прошло. Надо заметить, что многие посторонние видели отца Серафима с медведем, но это были лица неизвестные и документальных свидетельств не оставили.